Минчанина Лёню Пашковского называют гидом по людям: в отличие от большинства тревел-блогеров, говорящих, главным образом, о себе, Пашковский в своих видео делится картинами чужого быта и мыслями жителей далеких стран. Но не любых далеких: его фильмы – “о путешествиях на темную сторону Земли: туда, где страшно, опасно, плохо и неуютно” (цитата из описания Ютуб-канала Леонида). Пакистан, Гаити, Куба, Венесуэла, трущобы Индии. В новом сезоне, который выходит прямо сейчас, Пашковский путешествует по Азии – от Тибета на юго-восток, к Мьянме и Таиланду.
За творчеством Лёни редакция “Пассажира” следит уже пару лет – с первого же сезона его документального ютуб-сериала “Хочу домой”. За это время автору, 31-летнему журналисту и рекламщику, удалось сделать проект своей основной работой, а самому – стать настоящей звездой русскоязычного трэвел-сообщества: на лекториях и тусовках путешественников он – один из немногих, с кем массово фотографируются гости.
Трейлер Лёниной программы – для тех, кто еще не смотрел
О том, что он берет с собой в путешествия, на что снимает, с какими чувствами отправляется в путь и как находит собеседников для интервью, Пашковский рассказывал не раз. Поэтому, встретившись с ним в Минске, я решил не повторяться – и задать вопросы исключительно по нашей, “пассажирской” повестке: уличная жизнь, субкультуры, люди.
– В недавнем интервью ты сказал, что тайцы, мьянманцы, китайцы “супер-ровные” – мол, неважно идут на контакт и вообще никакие. И непонятно, на какую “кнопку” нажать, чтобы вывести на разговор. А что насчет жителей других регионов и этнических групп? Чернокожие жители Карибского бассейна, белые латиноамериканцы на Кубе и в Венесуэле, жители Индии и Пакистана – они какие в общении?
– Они – полная противоположность, на них не надо нажимать, они сразу, с ходу выдают просто поток информации, поток эмоций, поток всего. Из них вытаскивать ничего не надо – нужно, наоборот, молчать и слушать. Только иногда направляющие давать. То есть они настолько открытые чуваки, что с ними очень удобно работать.
– Снова к твоим цитатам: ты как-то обмолвился, что интересуешься музыкальными культурами Ямайки и Гаити – мол, даже не прочь туда вернуться ради них. С Ямайкой все более-менее понятно, а вот что с музыкальной культурой на Гаити? Какая это музыка и чем интересна?
– Понятно, что рэп сейчас правит музыкальным миром, и везде он есть. Но в большинстве мест, как мне показалось, все просто копируют западную, американскую музыку – просто калька. Абсолютную кальку ты можешь услышать в Тибете, в Таиланде, в Мьянме. А в Гаити – наверное, из-за того, что там гораздо хуже с интернетом – присутствует самобытность. Они очень круто, во-первых, делают обычный рэп, ближе к классике. И он очень похож на французский, а французский, я знаю, очень котируется людьми, потому что он тоже самобытный довольно-таки. Из-за того, что креольский язык похож на французский, это звучит похоже, и при этом довольно самобытно. Плюс на Гаити есть культура своей электронной танцевальной музыки – рабодай называется.
Это самый известный стиль гаитянской музыки, плюс там еще пара каких-то есть. И эта музыка вообще ни на что не похожа, она ближе к африканским каким-то историям, и интересно было бы больше окунуться в такие истории электронные. Из-за того, что я изначально не очень в теме этого, я коснулся этого лишь немного и глубже не копал, глубже не понимаю, хотя это абсолютно аутентичная вещь.
– Как считаешь, рэперы с Гаити, бравирующие своей крутизной и пушками, они реально опасные? Что это вообще за ребята? Каковы они за кадром?
– Не-не-не. Они просто живут в таком абсолютно окружении. То есть район, в котором они живут, он такой типа – там правили банды очень долго, все там чисто по законам криминала делалось, и, естественно, это единственная тема, на которую они могут говорить, вот и всё. Район называется Бруклин, и это та же история, что в Бруклине нью-йоркском – когда хип-хоп только появлялся… То есть когда он появлялся, он был, наоборот, конечно, такой позитивчик, потом появился в 90-х гангста-рэп про всю вот эту сторону жизни. И у гаитян это такая же абсолютно история, только она трушная. То есть они говорят об этом, потому что они действительно среди этого живут. Хоть они сами, возможно, и не гангстеры, но они в этом живут. В отличие от русских рэперов, которые очень долго в эту игру играли, хотя на самом деле некоторые выросли в семьях профессоров.
– Многие, и ты тоже, говорили, что Гаити – ад на земле. Ну да, видна сильная нищета, но я думаю, что тех, кто бывал, скажем, в трущобах Бангладеш, Индии или Афганистана, вся эта разруха не слишком шокирует. В чем ужас Гаити на уровне ощущений?
– Нет, гораздо… Я не сравниваю с Африкой – возможно, в Африке много такого, но и бенгальские, и индийские трущобы совсем другие. Там совсем другая человеческая атмосфера. Там не то, чтобы ненависть к белому человеку, но такая затаенная злоба. В Индии и Бангладеш такого нет – там наоборот, ты очень интересный человек, с которым все хотят познакомиться. А в Гаити ты – олицетворение какого-то зла, что ли. Если уже утрировать совсем. Вот именно это там ощущается.
– Хотя в твоем видео один чувачок говорил, что белые норм – мол, ненависти к ним нет. Из вежливости говорил, получается?
– (качает головой) Во всем Карибском бассейне я очень сильно ощущал вот эту обиду на белых. Такую историческую обиду.
– А почему у ямайцев жизнь складывается иначе? Понятно, что у двух островов разная история и множество других факторов, но все же. Чем они отличаются от гаитян, на твой взгляд?
Не знаю, сложно сказать. Наверное, просто ямайцы более европеизированные условно. Просто потому что они мешаные. Гаитяне – абсолютно не смешанный народ, там нет метисов, вообще нет. Среди ямайцев очень много метисов. Плюс другой уровень жизни – чем больше у тебя денег, чем комфортнее твоя жизнь, тем меньше в тебе всякого дерьма.
– В рамках проекта ты ездишь в основном по странам так называемого третьего мира. Зачастую в них много коррупции, где-то – авторитаризм или тоталитаризм, где-то и вовсе теократия. По твоим ощущениям, где государство лезет в жизнь своих граждан сильнее всего?
– Из тех мест, где я был, – сильнее всего В Иране. В Китае. Вот прямо лезет. (Хотя во всех исламских странах я чувствовал себя невероятно уютно, а в Китае неуютно). Про влияние мы уже не говорим, – например, как история с Таиландом, где есть король, но обсуждать его – запретная тема. Сути этой истории я не понял до сих пор, потому что никто не хочет о ней говорить. Но все же там не лезут в жизнь людей, страна нормально живет сама по себе, по нормальным человеческим законам развития.
– Субкультурные ребята, с которыми ты общался в разных странах, они к каким слоям общества относятся? Скажем, те же рэперы из Гаити. Например, я когда-то снимал видео про металхедов Шри-Ланки – те, в основном, из обеспеченных семей.
– Я думаю, что чаще всего так и есть, потому что у этих людей есть доступ… ну, к информации уже у всех есть доступ, но у этих людей есть возможность, условно, купить фотоаппарат, чтобы снять клип или купить микрофон и так далее. Как было с русским рэпом, когда он только появлялся. Группы типа К.Т.Л. Ди.Л.Л., Лигалайз – это все были ребята из хороших семей, образованные, часто со связями. Потому что у этих людей был доступ к музыке, которая привозилась какими-то обходными путями. Так, наверное, и там, только тогда была речь про закрытость информации, а сейчас она скорее про доступ к техническим средствам. Ну, и опять же к желанию высказываться с помощью творчества, потому что когда ты совсем беден и совсем плох, тебе некогда об этом думать, потому что тебе надо работать. А когда у тебя чуть больше уже, когда нижняя часть пирамиды Маслоу обработана, у тебя уже есть возможность задуматься о высказываниях.
Посмотреть эту публикацию в Instagram
– Герои твоих видео смотрят эти видео? Какой самый яркий фидбэк тебе поступал от них?
– Не, фидбэка никакого, но некоторые смотрят. Вот из последнего, про ролик из Мьянмы, чувак, который давал интервью, мне написал: “классный видос, только я там сказал, что 133 народа есть в Мьянме, а их на самом деле 135. Пожалуйста, как-нибудь можно исправить? Потому что я не хочу, чтобы меня мьянманцы закидали камнями”. Ну, волнуется.
– Вопрос про твой город – Минск. Куда любишь ходить, когда ты здесь? Какие тут, на твой взгляд, самые душевные и классные места?
Одно-единственное – это Степянка, в которой я живу. Там есть лес, прудик, и это мое священное место в городе. Я хожу гулять в этот лесок почти каждый вечер. Все остальное – не знаю, не имеет для меня никакого сакрального смысла, истории. Та же улица Октябрьская – не особо, потому что в момент, когда там произошел взрывной рост, меня не было в стране два года. А когда учился в универе, с 2005-го по 2010-й, я вообще не выезжал за пределы общаги и универа. Поэтому Степянский лес.
Понравился этот материал? У нас на “Пассажире” есть еще много интересного! Лучшие статьи за 2018-ый год можешь посмотреть здесь, а чтобы следить за новыми публикациями, подпшись на сообщества журнала “В контакте” и Facebook, листай нашу страничку в Instagram или смотри канал в Telegram.
