Павло Морковкин путешествует по непризнанным территориям, зонам конфликтов и неблагополучным местам планеты, откуда привозит множество крутых и трэшовых историй для тревел-изданий и своего паблика. Для читателей «Пассажира» Паша рассказал о своем восточно-африканском путешествии через три с половиной страны, и если вы думаете, что вся Черная Африка – примитивная, бедная и однообразная, то этот материал для вас.
Одна из древнейших христианских культур и крайне консервативные мусульманские общины. Хижины в трущобах и элитные районы с ценами, как в Западной Европе. Запрет на алкоголь и тотальное увлечение растительными наркотиками. Про всё это и многое другое – читайте в рассказе Павло Морковкина из трех частей. Во второй – едем в Эфиопию.
Эфиопия – страна древняя, самобытная и настолько же интересная, насколько и утомительная. Сначала ты упиваешься местным колоритом и насилуешь спусковую кнопку фотоаппарата, а через пять минут уже проклинаешь всё на свете, а особенно местных жителей: ленивых, наглых, необразованных и алчных до твоих честно заработанных денег. Здесь ломаются одни стереотипы об Африке и цементируется другие. Путешествие по Эфиопии – это затейливый квест, по ходу которого приходится бороться с местными традициями, инфраструктурой и собственными жизненными принципами.
Понять Эфиопию
Визуально понимать Эфиопию я начал еще в Кении, на автовокзале в Найроби. Кафешки вокруг предлагали поесть эфиопской еды, а вокруг висели вывески с эфиопским письмом. Утром следующего дня, когда я приехал в приграничный город Мойале, понимание усугубилось. Едва я вышел из автобуса, ко мне сразу же прилип местный, желающий посадить на автобус до Аддис-Абебы. Помогала настойчиво волочился за мной, по-английски не говорил вообще, а на все попытки отчислить его повторял: «Ноу проблем сир. Аддис Абеба. Йес». Вредность таких ребят состоит в том, что обычно в конце они просят денег за свою абсолютно не нужную помощь. Ну или их гонорар может включить в стоимость проезда кассир.
Я поймал мототакси до границы, и хелпер остался позади. Кенийский контроль прошел довольно быстро. На входе в Эфиопию мне в висок направляют бесконтактный термометр:
– У вас есть справка о прививке от жёлтой лихорадки?
– Есть, – отвечаю честно.
– Проходите, – мне верят на слово.
У окошка эфиопского паспортного контроля уже собралась небольшая очередь. С той стороны стекла ребята долго копаются, прерывая осмотр паспортов на веселые разговоры. Немец, стоящий передо мной в очереди, дико нервничает и начинает повышать голос на служащих. Те не особо ускоряются. В конце концов герои бюрократического труда справляются с работой, я получаю штамп и выхожу из терминала. Тут же меня встречает хелпер из Кении:
– Аддис-Абеба, сир? Йес! Ноу проблем!
Он продолжает сопровождение, пока его, желающего усесться в пойманный мною тук-тук, не выписывает пинком водила. Я добираюсь до местного автовокзала и пытаюсь найти автобус как можно дальше на север.
Самый дальний рейс проделывал путь в 200 км до города Ябело. Я забрался в автобус и попытался разместить свой рюкзак в проходе, забитом тюками с разным эфиопским добром. Рядом с мешками лежала пара связанных за лапы куриц, которые периодически кудахтали и гадили на себя, под себя и на стоящие рядом сумки. Мой сосед был одет достаточно опрятно, чтобы не походить на бродягу, но по нему ползали клещи и, казалось, его это совершенно не беспокоило. Зато меня это волновало, поэтому я тут же пересел.
Автобус тронулся. Мы останавливались в каждой деревне и на блокпостах, которые представляли собой будки из профнастила со шлагбаумом в виде натянутой веревки. На одной из остановок в автобус зашёл пожилой эфиоп с палкой и в лохмотьях. Увидев меня, он очень возбудился, закричал: «Ю!», проломился через весь проход по сумкам и курицам, дотронулся до моего запястья и довольный успокоился. Здесь до сих пор есть люди, которые верят, что прикосновение к белому человеку приносит удачу.
Понимание Эфиопии становилось все более глубоким. Об одном свойстве этой страны я уже знал из рассказов других путешественников: почти все они отмечали крайне нездоровое внимание к себе со стороны местных. У эфиопов, как и у многих других народов, есть свое слово для обозначения белого человека – «фаранжи». Но это для внутреннего использования. При личной встрече они обращаются исключительно «Ю!». Ты идёшь по улице, и это юканье несется тебе вслед отовсюду. Иногда кричат не «ю», а «мани» или что-нибудь вроде «вере ю гоу?». На ответ эфиопы обычно не надеются – главное обратиться к белому человеку. Спросить «куда ты идешь?» эфиоп может, даже если ты сидишь в кафе и пьешь кофе, а он проносится мимо на автобусе и орет тебе из окна. Мимика и интонации, с которыми произносится «Ю!» не очень похожи на те, с которыми аборигены обычно приветствуют белого туриста. Скорее таким тоном в середине 90-х жители спальных районов индустриальных городов говорили явно неместным людям: «Эй! Сюда подойди!». Мозгом ты понимаешь, что это проявление интереса, а не агрессии, но такой непрекращающийся фоновый шум всё равно очень сильно напрягает.
В Ябело я добрался часам к трем – по эфиопским меркам был уже вечер. Аборигены живут по солнцу: просыпаются часов в шесть утра и после заката ложатся спать. Если в провинциальном городе вы выйдете на улицу часов в 8-9, то кроме проституток вряд ли кого-то встретите. Тут даже времяисчисление свое: сутки начинаются в 6 утра с восходом. То есть наши 14 часов – это их 8 дня.
Никаких автобусов на север в тот день не было, поэтому на автовокзале я выяснил расписание автобусов на завтра и отправился искать ночлег. Первым вариантом была комната за 4 бакса с душем и туалетом в коридоре. Не то чтобы я привередливый, но огорчало полное отсутствие воды, поэтому я продолжил поиски. Еще в двух отелях цена возрастала, условия менялись, но вода так и не появлялась. Появилось ощущение, что с жильем в Эфиопии будет немного хуже, чем в Кении. И я вернулся в первую гостиницу, потому что она была ближе всего к автовокзалу, да и отельные менеджеры обещали носить мне ведра, чтобы я смог помыться.
Шашамане – земля обетованая растаманам
На следующий день я оказался в Шашамане. Тут в северной части городка живет небольшая община растафари – самых настоящих: с дредами и почти что с Ямайки. На рубеже XIX-XX веков на Ямайке жил достаточно неоднозначный деятель по имени Маркус Гарви. Он боролся за права чернокожих, призывал их вернуться к своим корням, уехать в Африку и обещал, что скоро на черном континенте появится черный король. Сам он в Африку не поехал, а жил в США и Великобритании, но на его идеи подписалось достаточно много человек, живших на Карибских островах. Когда в 1930 году в Эфиопии был коронован император Хайле Селассие, сторонники Гарви решили, что пророчество сбылось, и теперь уже точно надо ехать. Они именовали себя растафари – в честь прежнего имени императора, а сам Хайле Селассие даже выделил для них участок земли.
Однако жизнь у растафари в Эфиопии вышла совсем не райская. Многие с удивлением для себя узнали, что обетованная земля – это место похуже их родных Карибов, и решили вернуться. А потом ещё к власти пришла коммунистическая хунта, которая свергла императора и отобрала у раста значительную часть земли. Те, кто остался, долгое время жили нелегально – паспорта им начали выдавать лишь несколько лет назад.
Окончательно в омерзительную клоаку Шашамане превращают жадные до туристических денег жители. Первого из них я случайно встретил в тук-туке. Дед, услышав, что я еду к растаманам, тут же решил подработать гидом. Я пытался его игнорить и отшивать, но он все равно тащился следом и проводил свою экскурсию, которая состояла в том, что он периодически повторял «Йес! Гоу! Ю кэн си» или исполнял Капитана Очевидность и говорил «Зис из Хайле Селассие», показывая на портрет императора. В конце он, конечно же, попросил денег за свои услуги, и, естественно, ничего не получил.
Были и ребята, подготовленные более основательно. В Шашамане полно плутоватых эфиопов, которые не имеют никакого отношения к растафарианству, но пытаются нажиться на туристах, впаривая им дешевые сувениры с портретами Боба Марли и Хайле Селассие, экскурсии сомнительного качества и марихуану, которая тут запрещена, как и во всей Эфиопии. Одни такие ребята даже поставили палатку прямо у ворот одной из раста-организаций. Не успел я приблизиться хотя бы метров на двадцать, как меня уже окружила толпа.
– Хэллоу, мистер! Вэлкам! Заходите в музей, – они указали на здание, где не было ничего, кроме разукрашенных стен. – Всего 200 быр (около 7 долларов).
– Билет дадите?
– Нет, мистер, билетов не даём.
Двести быр здесь – это реально много. За эти деньги можно посетить пару куда более интересных мест. Даже если покупать билет для иностранцев, который тут всегда в несколько раз дороже, чем для местных.
Я иду дальше к воротам, толпа «экскурсоводов» тащится за мной хвостом. Стучусь в калитку – выходит черный парень с копной дредлоков на голове.
– Сколько стоит вход? – спрашиваю я.
– Двести быр, – отвечает раста, глядя на стоящих за мной эфиопов.
– ОК. А что ещё интересного можно посмотреть в городе?
– Ну вот заплати этим молодым людям, и они тебе устроят экскурсию.
Я разворачиваюсь и ухожу. Молодые люди раздраженно кричат мне вслед о том, что я ужасный человек, потому что приехал к ним и не хочу помочь Африке.
Одно из интересных мест в Шашамане – это Banana Art Gallery, где местный художник делает аппликации из листьев банана, не используя красок. Так вот вышеупомянутые ребята сорвали указатель, ведущий к галерее с главной дороги, чтобы белые туристы платили им деньги за сопровождение.
Сами жилища растафари не особо отличаются от соседних зданий – разве что ворота некоторых разукрашены в эфиопские цвета. Знаковые места в растаманском районе –офисы четырех организаций, которые занимались переселением людей в Эфиопию. Как раз одну из них хитрецы и пытались выдать за музей. Остальные три посетить никто не мешает, и там можно найти местных дредастых ребят, потереть с ними за жизнь, поесть простейшей карибской кухни и выпить домашнего алкоголя.
На трамвае и копейке по Аддис-Абебе
Чтобы добраться из Шашамане в Аддис-Абебу (250 км на север) пришлось снова прибегнуть к эфиопским автобусам. Вообще, местная транспортная инфраструктура настолько впечатляет, что ей вполне можно было бы посвятить отдельную статью. Здесь на автовокзалах почти никогда нет платформ с указателями. Нужный автобус приходится искать самому, расспрашивая водителей. Хотя, скорее всего, заметив твой цвет кожи, они к тебе подойдут первые и отведут к нужному транспорту. Именно таким образом я нашел свою маршрутку до Аддис-Абебы. Для верности переспросил водителя и пассажиров – таки да, это была она. Но за 80 км до столицы оказалось, что в столицу автобус не едет. Более того – во всем салоне я единственный, кому туда надо. Впрочем, водитель немного говорил по-английски и объяснил, что сейчас меня пересадят в другой автобус, на котором я бесплатно доеду до Аддис-Абебы. Как я пойму позже, это обычная практика для Эфиопии. Второй автобус проехал километров десять и остановился. Все пассажиры вышли, а водитель сказал, что сейчас мне придется пересесть в следующий автобус, который бесплатно уж точно довезет меня до Аддис-Абебы.
Водитель третьего автобуса совсем не говорил по-английски. Но с помощью англоязычного пассажира я узнал, что и этот транспорт не идет до Аддис-Абебы, а только лишь до пригорода в десяти км от столицы. В пол-одиннадцатого ночи мы остановились на темной улице без единого фонаря.
– Финиш! – сказал водитель. – Мани!
– Ноу мани! Сорри.
Я вышел из маршрутки и пошел в сторону единственного источника света, которым, к счастью, была вывеска с надписью «Отель». В Аддис-Абебу я попал только на следующее утро.
Как и многие другие африканские столицы, Аддис-Абеба – большой хаотичный неудобный для жизни город с кучей нищих и несколькими достопримечательностями сомнительной ценности. Но есть тут один жирнейший плюс– здесь без труда можно найти вкусную эфиопскую еду. В провинции ее готовят так, что аппетит пропадает лишь от одного вида.
В столичном Национальном музее находится бюст Пушкина. По общепринятой версии, прадед «русского всего» был родом из Абиссинии. При содействии россиян бюст поэта установили на площади, также названной его именем. А после того, как площадь реконструировали, памятник перенесли в музей.
В Аддис-Абебе бросается в глаза обилие советского автопрома. Большая часть городских такси – это «копейки» ВАЗ 2101. Скорее всего, их массово везли сюда в период с 1974-ого по 1991-ый год, когда в Эфиопии правил дружественный Москве коммунистический режим. В столице есть музей красного террора, посвященный этому периоду в истории страны. Часто в подобных заведениях стараются воссоздать мрачную атмосферу, устанавливают артефакты из тюремных камер или вешают фотографии жертв режима. Эфиопы решили не мелочиться и разместили там эксгумированные останки жертв и их одежду. Вышло максимально сурово.
В то же время в столице себя неплохо чувствует здоровенный монумент эфиопскому коммунистическому правительству. На одной из его частей – портрет диктатора Менгисту Хайле Мариама, приговоренного эфиопским судом к повешению. Памятник находится в парке, который обнесен забором, и потому очень чистый даже по европейским меркам. На входе в парк обыскивают охранники и забирают фотокамеры. При этом мобильный телефон не то что не забирают, но даже не возражают, когда ты им снимаешь. Почему? Да потому что такова удивительная эфиопская система безопасности.
Основной городской транспорт – это забитые под завязку людьми старинные микроавтобусы размером с советский РАФик. Высота потолков тут настолько мала, что ехать в них можно или сидя, или обреченно склонившись в поклоне перед мощью этого босхианского газенвагена.
Похвально, что городские власти развивают общественный транспорт и даже с помощью китайских инвесторов построили тут две линии модного скоростного трамвая, пересекающих город с севера на юг и с запада на восток. Стоимость проезда совершенно ничтожная – 2-6 быр (0,07-0,21 $) в зависимости от расстояния. Вагоны достаточно удобные, а во время поездки на экранах под героическую музыку показывают слайды и видео об успешном развитии столичного трамвая.
Но если вы думаете, что это самый лучший способ передвигаться по городу (за копейки, в комфорте и без пробок), то вы ошибаетесь. Эфиопский гений внес свои коррективы. Во-первых, платформы и билетные кассы установлены так, что иногда приходится прошагать лишних метров триста, чтобы купить билет перед посадкой. Во-вторых, на каждой платформе два мента заботятся о безопасности пассажиров и обыскивают их сумки без металлоискателей и рентгена – дедовским способом. Соображения, которыми они руководствуются в своих действиях, так же загадочны, как непознаваемая эфиопская душа. Один раз у меня на входе отобрали… воду.
Но самое сложное – это выжить в самом вагоне. Где бы вы ни жили, вам наверняка знакомы некоторые разумные правила транспортного этикета. Например, сначала надо дать людям выйти из вагона и только потом заходить самому. А если тебе не надо выходить на следующей, то стоит пройти дальше по салону. Это все не про аддис-абебский трамвай. Тут свои жестокие законы. Выходить надо начинать за две-три остановки до своей. При этом внутри салона так свободно, что можно танцевать лезгинку. А на площадке у дверей люди пробивают себе путь сквозь живую массу с помощью локтей и громких криков на амхарском. Пару раз из-за этих особенностей я проезжал на пару остановок дальше, чем планировал. Впрочем, если зайти на конечной в пустой трамвай, что тоже бывает непросто, усесться у окна и ехать до другой конечной – то получается неплохая обзорная экскурсия по городу: через новостройки, центральные районы и трущобы.
В столице, да и в других туристических городах, гораздо меньше юкающих эфиопов. Зато там больше других недостойных представителей этого народа: попрошаек, хватающих за руки; таксистов, назойливо предлагающих свои услуги – ведь ты белый, а значит не можешь ходить пешком, и наверняка стесняешься подойти и попросить самостоятельно; а ещё разномастные хитрецы, которые пытаются завести разговор с целью что-то впарить. Так что расслабиться в Эфиопии не получается.
Бахр-Дар и Гондар: разводы по-эфиопски
Из Аддис-Абебы я отправился на север в Бахр-Дар. В Эфиопии нет ночных междугородних автобусов – они тут запрещены из соображений безопасности. Более того, все автобусы здесь отправляются утром, точнее, очень рано утром. На билетах обычно пишут 4:30, но по факту они выезжают час-полтора спустя, когда начинает светать. Причем все автобусы едут одной колонной независимо от того, где находится их конечный пункт.
Идея просыпаться в 4 утра и переться по темноте на вокзал меня не воодушевляла. Я узнал, что есть частные перевозчики, которые, смеясь в лицо опасности, возят людей по ночам. Я нашел одного такого частника, но тот запросил за проезд аж 700 быр, при том что официальный автобус стоит 360. Понятно, что это была цена для белого человека, но какая-то слишком уж завышенная. Я начал торговаться.
– Давай за 500?
– Нет. 600 минимум.
Ехать за такую цену меня давила жаба, и мы распрощались. У меня осталась его визитка, и я попросил местного знакомого позвонить и узнать цену для эфиопов. Оказалось – 450. Зачем было мне отказывать, если я все равно предлагал больше, чем местные – еще одна загадка таинственной эфиопской души.
В Бахр-Даре я планировал жить у каучсерфера по имени Абрехам. Он работал в тот день, поэтому на вокзале меня должен был ждать его друг. Когда я вышел из автобуса, меня действительно встретил парень:
– Привет! Пойдем.
– Привет. Как тебя зовут?
– Нугус.
Я отошел на несколько метров и позвонил Абрехаму:
– Абрехам, как зовут твоего друга?
– Нугус.
Все вроде бы сошлось, и я отправился с Нугусом и его товарищем гулять по городу. Честно говоря, у меня появилось какое-то нехорошее предчувствие по поводу этих ребят, которое усугубилось, когда они предложили мне купить тур на лодке по озеру. Но я отогнал от себя эти мысли, потому что в Эфиопии многие каучсерферы работают гидами и предлагают свои услуги гостям. И совсем не всегда ими обязательно пользоваться.
В итоге на тук-туке мы втроем приехали в довольно стремного вида гостиницу.
– А почему не едем к Абрехаму домой?
– Он работает до завтра, поэтому сегодня тебе надо остановиться здесь.
Гостиница мне категорически не понравилась, и мы пошли искать другую. А потом следующую. В итоге я сказал, что найду себе жилье сам. Взял их телефоны, пообещав позвонить вечером, и мы попрощались. Вечером звоню Абрехаму по номеру, который у меня был до этого.
– О! Привет! А мой друг тебя ждал на вокзале, но так и не дождался.
– ???
Мы встречаемся с Абрехамом и его друзьями, и выясняется следующее. Те двое, что меня встретили, постоянно трутся на вокзале в поисках доверчивых туристов. Они увидели настоящего Нугуса, который ждал меня, узнали, и один из эфиопских хитрецов решил представиться его именем. К счастью, кроме потерянного времени я не понес никакого ущерба.
Бахр-Дар оказался милым городишкой, который находится на берегу озера Тана – самого большого в Эфиопии. Из озера вытекает Голубой Нил – приток одной из крупнейших рек нашей планеты. А на нескольких десятках островов стоят средневековые монастыри. Экскурсию на лодке я решил пропустить, а вот истоки Голубого Нила посетил. Полюбовался пасторальными сценами, в которых местные жители купаются и моют свои машины в пятидесяти метрах от спин бегемотов.
Из Бахр-Дара я отправился в Гондар – следующий город «Золотого кольца» Эфиопии. И тут я продолжил познавать душевное эфиопское гостеприимство. В Гондаре меня встретили мой хост с кауча Рас и его друг Алекс – тут у многих мода представляться европейскими именами, полагаю, для удобства белых гостей. Втроем едем к Расу домой, заходим в подъезд, они о чем-то переговариваются с людьми, сидящими в подъезде и сообщают:
– Извини, пожалуйста, но семья Раса сейчас там, и ты не сможешь у них остановиться. Пойдем, мы покажем тебе отель.
– Ну, ладно, бывает. Чего уж там. Отель не надо: у меня есть другой вариант с каучем.
Я звоню своему запасному хосту, и тот подтверждает, что готов меня принять. Рас с Алексом еще какое-то время тащатся за мной, явно не желая расставаться. Рас почти все время молчит, лишь иногда извиняется, что не смог меня вписать. Алекс, наоборот, говорит не замолкая. Сначала предлагает мне купить тур в горы, мол, у его знакомого там уже четыре туриста на завтра. Потом настойчиво приглашает меня сегодня вечером на какую-то хоум-пати, где планировались эфиопские женщины, эфиопская музыка, эфиопское бухло и эфиопский угар. Я отказываюсь от обоих предложений, и мы расстаемся под клятвенные обещания этих ребят о том, что завтра хата освободится, и они мне позвонят и уж точно впишут.
На следующий день никто мне не позвонил, но Алекса я потом встретил в центре города.
– Привет! А ты куда идешь?
– Да кофе попить, – отвечаю.
– Пойдем со мной. Я покажу тебе место, где делают самый лучший кофе. Пять минут всего.
Место, где делают офигенный кофе, оказалось глиняной хатой, внутри которой сидели три эфиопа и жевали чат – местное наркотическое растение. Мы уселись за стол. Женщина, что была у входа (видимо мать одного из обитателей хаты) начала кипятить воду.
– Че, как вчерашняя хоум-пати? – спрашиваю.
– Не. Это не хоум-пати была. Это в баре было, – на этом разговоры о вечеринке года закончились.
Женщина кладет листья чата в чайник с кипящей водой, ждет минут пять, разливает отвар по маленьким чашечкам и раздает каждому. Идет беседа ни о чем. Сперва мне опять ненавязчиво предлагают сходить в трек в горы. Потом уже навязчиво предлагают купить марихуану:
– Да тут это легально вообще. Только в ресторанах курить нельзя. Ты же в Лалибелу едешь. Там гиды любят, когда им марихуану вместо гонорара дают.
От такой несуразной и настойчивой аргументации я уже начал немного напрягаться.
Потом мне пытались впарить местный самогон по 600 быр (21 $) за литр. Для сравнения, эфиопский фабричный алкоголь продается по 100 быр за литр, а за тысячу можно легко купить литровую бутылку Блэк Лэйбла.
– А давайте сфоткаемся, ребята? – предлагаю.
Самый активный продавец – судя по всему, хозяин дома – отказывается:
– Давай я вас сниму. Я не люблю фотографироваться.
Третья чашка чатового отвара подходит к концу, и я спрашиваю:
– А по чем у вас чат, вообще?
Хозяин халупы неправильно понимает вопрос:
– Не волнуйся. Я тебе сейчас все посчитаю.
Тут я уже конкретно начинаю подозревать неладное. Он просит другого эфиопа посчитать на калькуляторе, а потом продолжает:
– С тебя 960 быр.
– За что?
– За чай и за пати.
Отличная пати за свои деньги. Кстати, пучок чата стоит 50-100 быр, и из него можно сварить ведро такого чая.
– Погоди! – говорю. – То есть за три стограммовых чашки чатового чая ты просишь 900 быр?
– Нет-нет! – отвечает хозяин халупы. – Не девятьсот. Девятьсот шестьдесят.
– Да пошли вы нах*й! Идите разводите кого-то другого! – говорю я, резко хватаю свой рюкзак и быстро выхожу из дома. Вслед кричат что-то типа «эй! май фрэнд! стой!». Я ожидал, что они бросятся за мной, и придется дать по тапкам, но никто не погнался. Это говорит о том, что цена оказалась слегка завышенной. Потому что я слабо представляю, что негры, живущие в мазанке, могут вот так просто напоить чатом незнакомого белого на 35 баксов.
Скорее всего, вчерашняя «хоум-пати» должна была закончиться с тем же итогом. А самое интересное, что схему этого развода я позже прочел даже в «Лонли Плэнет». Но ведь людям, с которыми познакомился через каучсерфинг, все-таки доверяешь немного больше. Плюс на Ближнем Востоке я приобрел привычку принимать приглашения без задней мысли – в Африке от нее лучше избавляться.
Хозяина халупы я встретил на следующий день: он тусовался в историческом центре в поисках туристов. Я не заметил, как он появился передо мной, и между нами произошел крайне странный диалог.
– Хэллоу, мистер! Я вас искал!
– Что?!
– А. ОК. Скажите тогда, и я сразу подойду, – он отошел в сторону, а я пошел своей дорогой.
Но город Гондар славен не только отвратительными плутами и хитрецами, но и, например, красивыми средневековыми замками и церквями. Каменная кладка, колоритные прихожане в белых одеждах и традиционные росписи на стенах. Христиане в Эфиопии составляют более 60 % населения и в основном живут на севере и западе страны. Из них большинство принадлежит к Эфиопской православной церкви. Несмотря на похожее название, эта церковь с православными из России, Украины или Сербии имеет немного общего. Эфиопская ветвь относится к так называемым древневосточным православным церквям, которые откололись от христианской церкви в 451 году. А та церковь, которую мы традиционно называем православной, образовалась вместе с католической в 1054 году. У эфиопских христиан практикуется обрезание мальчиков (а иногда и девочек), запрещено есть свинину, храмы разделены на мужскую и женскую части, и заходят в них без обуви (как в мечети). Кроме обрядовых и культурных различий между нашим и эфиопским православием есть еще существенные расхождения в догматике.
Пасха в Лалибеле
Самые знаменитые эфиопские церкви находятся в Лалибеле – в 370 км от Гондара. И проделал я этот путь на столь милых моему сердцу эфиопских автобусах. Доехать из Гондара в Лалибелу можно только с пересадкой в городке Гашена, откуда идет маршрутка по второстепенной дороге. Почему-то автовокзал в Гондэре находится аж в 10 километрах от города. Автобус в Гашену отправлялся традиционно в 5 утра. Водитель тук-тука, который с вечера был заказан моим хостом, выключил телефон и «отморозился». На абсолютно пустынной и темной дороге мне чудом удалось поймать другой тук-тук и приехать на вокзал вовремя.
Старый автобус с эфиопами, курами и клещами трясся пару часов по дороге, пока не сломался. Пассажиры прождали на обочине еще около двух часов, после чего водила вернул часть стоимости билета в размере 100 быр (3,5 $). Тут же рядом остановилась маршрутка до Гашены, которая, правда, стоила чуть дороже, но времени было в обрез и выбирать не приходилось. Далее микроавтобус по эфиопской традиции проехал километров пятьдесят, остановился, и всех пассажиров стали пересаживать в другую маршрутку, в котором мест было меньше, чем людей. Из-за этого некоторые эфиопы начали протестовать и ругаться с водителем на амхарском. Я бы тоже к ним присоединился, но водитель не знал английского, а на амхарском я бы не смог аргументировать свою позицию, к тому же эфиопский рынок пассажирских перевозок все равно не оставлял мне другого выбора. Поэтому я покорно принял свою судьбу и, скрючившись на маленьком стульчике в проходе микроавтобуса, доехал до Гашены.
В Гашене водила попросил до Лалибелы 300 быр за 70 км. По местным меркам это не дорого, а невероятно дорого. Я, к сожалению, не узнал цену заранее. А когда начал спрашивать пассажиров в маршрутке о цене, мне ответили, что я иностранец, и поэтому должен заплатить 300. Тут у меня пригорело максимально. Можно было, конечно, пойти на принцип, послать водилу и остаться в городе, но уже вечерело, и вряд ли я смог бы доехать на другой маршрутке или даже автостопом. Я позвонил своему хосту в Лалибеле, чтобы узнать, сколько стоит проезд. Он ответил, что не в курсе, но 300 – это явно перебор. Потом попросил дать трубку водиле, и убедил того довезти меня за 200. И если говорить об адекватной стоимости проезда, то на обратном пути за эти же 300 быр я доехал из Лалибелы назад в Гашену, и потом дальше в Аддис-Абебу – всего 700 км. Такое вот удивительное ценообразование.
Я специально приехал в Лалибелу накануне Пасхи. Радостные аборигены по улицам тащили со скотного рынка животных: овец, коз, а кто победнее – кур. На следующий день заканчивался пост и предстояло разговляться. Главная достопримечательность этого горного городка – высеченные в скалах христианские церкви. Дома, вырубленные из монолитов, не являются чем-то уникальным – про ту же иорданскую Петру знают все. Но отличие церквей Лалибелы в том, что они углубляются в скалы не вбок, а вниз. То есть крыша церкви находится на уровне земли. К тому же храмы соединены сетью подземных ходов. Внутри почти нет росписей, интерьер украшен в основном барельефами. Некоторые из церквей начинают потихоньку разваливаться, поэтому над ними соорудили крышу. Все это построено на деньги ЕС, США и прочих Канад – об этом говорят информационные щиты, установленные около церквей. Что не мешает эфиопам брать с иностранных туристов 50 баксов за вход. При том, что местные платят копейки, а цена в 50 долларов для Эфиопии – достаточно серьезная сумма. Оправдать ее можно, пожалуй, двумя вещами. Во-первых, билет действителен в течение целых пяти дней. А во-вторых, церкви действительно достойные, потому что высеченный из куска камня четырехэтажный дом – очень незаурядное зрелище.
Несмотря на то, что церкви стали одной из главных туристических достопримечательностей страны, они до сих пор используются по назначению. И приехать на главный христианский праздник оказалось отличной идеей. Ночная пасхальная служба выглядела эпично. Народу в каменных храмах было уйма, а потом толпа одетых в белое прихожан шла со свечами по вырубленным в земле коридорам. Рядом с церквями уже стояли огромные котлы с вареным мясом, и люди разговлялись прямо на улице. Впрочем, эфиопы далеко не всегда обрабатывают мясо. Сырая козлятина – одно из местных традиционных блюд. Ее подают мелко порубленной, берут щепоткой, щедро посыпают перцем чили (считается, что это убивает микробы) и отправляют в рот.
Харар – столица чата
Из Лалибелы я доехал до Харара – пожалуй, лучшего города во всей Эфиопии. В отличие от севера страны, в ее восточной части живут мусульманские народы. Поговаривают, что раньше в Харар вход немусульманам был запрещен, и первый из них проник сюда тайком только в XIX веке.
Наиболее впечатляющая часть Харара – это старый город, обнесенный городской стеной. Лабиринты узких петляющих улиц, женщины в традиционных одеждах, рынки, мечети – ощущение, будто гуляешь среди декораций фильма. Все это можно сравнить с мединами Феса и Марракеша. Но, в отличие от марокканских городов, Харар еще не поражен вирусом овертуризма. Здесь долгое время жил французский поэт Артюр Рембо – после того, как завязал с творчеством и занялся торговлей. Ему даже посвящен музей, построенный на месте дома поэта. А главная улица в новой части Харара носит имя Шарлевиля – родного города поэта.
Главное туристическое развлечение в Хараре – покормить гиен. На окраине города каждый вечер специально обученный харарский человек выносит корзину с мясом, зовёт животных и начинает их кормить. Потом к нему присоединяются туристы. К сожалению, в тот вечер, когда я застал это зрелище, звери оказались какими-то не решительными, а туристов было много – человек двадцать. Поэтому кормежка гиен выглядела так: сидишь и ждёшь, пока подойдёт животное, суешь ему в рот палку с куском мяса на конце, и быстро освобождаешь место для следующего желающего. Вообще гиен в Хараре очень много, и по ночам даже в городе слышно, как они смеются и перелаиваются с собаками.
Харар – это эфиопская столица чата, наркотического растения, растущего в странах Африканского Рога и Аравийского полуострова. Чат вызывает эйфорию, придает сил и притупляет чувство голода. Обычно листья употребляют, долго пережевывая, чтобы сок впитался в ротовой полости. Реже из листьев чата заваривают чай. Веточки с листьями срезают на плантациях рано утром и потом быстро развозят по городским рынкам, пока они не засохли. Для мусульман чат заменяет запрещенный алкоголь: служит и стимулятором, и социальной смазкой – его употребляют в компаниях, и есть даже специальные заведения, где люди собираются, чтобы вместе пожевать листья. Купить и попробовать чат можно без проблем, но жевать на ходу не принято: это обычно делают в кругу друзей. Многие ожидаемо подсаживаются на это дело и спускают на чат все свои деньги. В Хараре чат жуют все: мужчины, женщины, подростки – разве что детей с веточками я не видел. Наркотик привозят на рынок утром, а к обеду на уличных обочинах уже полно жующего народа. У кого нет зубов – толчет листья в ступе. К вечеру город окончательно превращается в огромный наркопритон, и на улицах то тут, то там лежат пережевавшие листьев эфиопы.
После Харара я поехал в Дыре-Дауа – один из крупнейших городов страны. В идеале хотелось переночевать и утром уехать в Джибути. Но в Африке редко все идет по плану. В обычное время из Аддис-Абебы через Дыре-Дауа в Джибути ходит модный скоростной китайский поезд. Но незадолго до моего приезда произошла авария, и его временно отменили, поэтому мне пришлось выбрать милый моему сердцу эфиопский автобус. Как выяснилось, лучше бы я поехал автостопом: перед отъездом эфиопский бог пассажирских перевозок нанес мне еще один, прощальный удар.
Продолжение следует: в третьей части — читай про Джибути и непризнанную республику Сомалиленд. Первая часть (про Кению) — здесь.
За путешествиями Павла Морковкина можно следить в соцсетях его проекта «Trips and Quips»: «ВКонтакте», на Facebook, в Instagram и на канале в Telegram.
