Среди зимовщиков и завсегдатаев южно-азиатских курортов, как и в любой устоявшейся тусовке, бытуют свои сленговые слова и выражения, не всегда понятные людям со стороны. Одно из таких – англицизм «шутинг», что значит участие в массовке на киностудиях. В Индии – это популярная среди дауншифтеров и туристов забава и подработка.
Наш автор Тимофей Барроуз попал на съемки в крупнейшую киностудию мира (спойлер: и это не мумбайский Болливуд) и рассказал, как там всё устроено. О городе Хайдарабад, где базируется один из киношных эпицентров Индии, о Толливуде, кастах и заработках в индийской киноиндустрии и о том, как и кто туда попадает – в первой части рассказа.
Филиал ада на пути в Хайдарабад
Пропетляв полчаса по окрестным улицам, водила – индус лет 40-ка со сползающими на подбородок усами, как у солиста олдовой рок-банды «Песняры» – глушит байк у хостела «Annapuma 2». Я спешиваюсь, стараясь не обжечь голень о раскалённую выхлопную трубу, и благодарю его словом «даньяват», исчерпав тем на 30% словарный запас своего хинди. Песняр сам вызвался подвезти меня, подцепив среди ревущего трафиком перекрёстка, где я тщетно пытался выяснить у аборигенов, как добраться по нужному адресу.
Порывшись в рюкзаке, я дарю ему пишущую ручку с логотипом фирмы «Gore-Tex» и выдаю на гора вторую коронку: «нэхи пэйса» – мол, денег нет. Водила покачав головой слева-направо (индийский жест «окей») с улыбкой принимает подарок. Может он просто решил прокачать свою Карму? Обдав меня на прощание облаком газов, обладатель моржовых усов исчезает. Очень странный для индийца чувак, решаю я.
Прилетев два дня назад из России в столичный Дели, и очутившись на его знаменитой у бэкпекеров улице «Main Bazar», я тут же был атакован мошенниками, нищими, попрошайками с коростой язв на ладонях и настырными торгашами всех мастей.
Под «мастью» я разумею статус преступника в воровском мире. За годы странствий, ни в одном азиатском мегаполисе – от Джакарты до Бангкока – я не встречал такой концентрации жулья, жаждущего выпотрошить мои карманы. Приплюсуйте сюда оглушительный визг клаксонов моторикш, что лавируют в людской гуще, стоящую столбом дорожную пыль, палящее солнце (жарило градусов под 50) и бесхозных коров, которые мечут поминутно на асфальт содержимое ректумов. Говорят, эта улица у кого-то любимая…
Поглядев с полчаса на представшую пред глазами картину с балкона пивбара, я решаю быстрей ретироваться. Филиал ада на земле – не то, что мне нужно.
Покупаю билет в плацкарт по квоте для иностранцев в кассе вокзала «New Delhi» и прыгаю в поезд до города Хайдарабад: в его окрестностях расположена самая большая в мире киностудия «Ramoji», занесенная в книгу рекордов Гиннеса.
Кусок земли в 48 гектаров, принадлежащий медиамагнату Рамоджи Рао, способен удовлетворить любые прихоти киноделов и предоставить локации на самый взыскательый вкус: от гигантских павильонов со скалами размером один к одному, сляпанными из папье-маше, до натуральных пейзажей, а ля Калифорния с копиями дворцов средневековых Моголов.
На «Ramoji» я нанялся, дабы поучаствовать в дмухмесячном «шутинге». Или, говоря по-русски, в киномассовке: ежедневная оплата – 2000 рупий плюс жильё и трёхразовое питание. Мне предстоит сыграть безымянного солдата времён британской колонизации среди сотен таких же «белых обезьян».
«Мы ж здесь все местные, гоанские»
– Здорово, братан, сам откуда? – я оборачиваюсь на неожиданную в здешних краях русскую речь. На ступенях хостела сидел обритый наголо мужик лет под 30 с явной славянской физиогномикой и редкой бородёнкой поверх неё. Мужик был одет в затрапезную футболку и отвислые на коленках треники. Меткая народная молва зовет такие «обосрашками». По предплечьям мужика змеились синие татухи, а глаза с предательской поволокой трубили о том, что он по самые брови загружен ТГК. Укурен в хламину, то бишь.
– Из Москвы…
– Чё, прям из Москвы, и сразу на шутинг? – удивляется Лысый.
– Ага, позавчера прилетел. С Людой-скаутом по «Телеграму» списались, кинул ей фотки. Она говорит: велком – лети.
– Ну ты даёшь, братан! А Мухаммед в курсе, что ты здесь?
– У меня связь пропала, как в Индию влетел. А местная симка так и не активировалась, хотя лавочник уверял, через 5 часов заработает. Написал Мохаммеду, когда вайфай бесплатный на вокзале поймал, но ответа не было.
Не ссы, сейчас ему наберу — побазарим. Чаррас куришь? Зацени какой стафф ароматный. Высший класс! Дети в Гималаях в школу не ходят, день и ночь стараются — «ручник» для нас крутят.
Лысый заливаясь сатанинским хохотом, выуживает из портмоне липкий комок размером с хоккейную шайбу и суёт мне под нос. Из вежливости я втягиваю ком ноздрями. Молодёжные эксперименты с веществами я закончил лет энцать назад.
Договорившись с киноагентом по телефону, что он отвезёт меня в другой хостел позже — этот переполнен — Лысый предлагает оставить у него в комнате скарб, а самим прогуляться по району и перекусить. Пока мы взбираемся по винтовой лестнице под самую крышу 6-тиэтажного здания, нам попадаются навстречу русские парни, которым Лысый демонстрирует меня как музейный артефакт: мол прилетел на шутинг из самой Москвы! Все дивятся, жмут руку и спрашивают Лысого про какого-то Афганца. Лысый отвечает, что Афганец запаздывает, но вот-вот нарисуется.
Мы ж здесь все местные, гоанские. Кто по 5 лет в Индии живет, кто по 10, многие на оверстее, – вводит меня в дискурс Лысый. – На ком-то кредиты в России висят, кто-то под судом ходит, кто-то в розыске за криминал или просто… зима задолбала.
Оставив рюкзак в комнате Лысого, выходим в душный индийский вечер – он решил провести для меня небольшую экскурсию. И заодно обстряпать свои мелкие криминальные делишки…
Двигаясь параллельно уходящей ввысь бетонной эстакаде надземки устремляемся вперёд, в самую уличную круговерть. Вместе с нами по тротуару спешит разноцветное торнадо из людей, бодливых коров, вопящих торгаше, толкающих деревянные телеги с фруктами. А по шоссе несется бурная река из городских автобусов, расписных фургонов дальнобоев, моторикш и малолитражек с надписью «OLA» – местного аналога «Uber». Все кругом нас кипит, гудит и взрывается разноголосицей 10-тимилионного мегаполиса.
«Мы ж здесь все местные, гоанские. Кто по 5 лет в Индии живет, кто по 10, многие на оверстее, – вводит меня в дискурс Лысый. – На ком-то кредиты в России висят, кто-то под судом ходит, кто-то в розыске за криминал или просто… зима задолбала. Я сам сюда свалил по-бырому три года назад: на огороде куст ганджи высадил для личного потребления, а сосед меня и сдал мусорам. В сезон все в основном в Гоа живут – туристов окучивают. Кто наркотой барыжит, кто экскурсии проводит. В мунсун народ разъезжается. Одни в Гималаи едут – там прохладно, другие в Путтапарти в ашрам Сай Бабы – там дёшево, койку за 20 рупий в сутки снять можно. Если нормальную квартиру, то всего 3000 рупий (считай рублей) в месяц. В Гоа цен таких нет на жильё даже в несезон, и дожди стеной. Но сейчас сьёмки глобальные, поэтому агенты нас по всей Индии собрали. Раньше лучше было. Говорят, лет 5 назад могли тебя киношники прямо на пляже выцепить и 6000 рупий за день предложить. После Крыма все рухнуло. Кто в России квартиры сдавал и коктейли в шезлонгах пил, теперь сами побираются — за бананы готовы рубиться… Да, в Индии все достать можно, – внезапно перескакивает Лысый на своё, любимое. – ЛСД, опиум, гашиш, траву, «димыч» (слэноговое название МДМА), эфедрин, амфетамин, права на мотобайк левые. Тебе права не нужны, кстати? Я качественные делаю. В «Фотошопе». Только фотка твоя нужна. Всего 70 бакинских. Телефон мой запиши, на всякий случай…»
Кое-как отбиваясь от агрессивного маркетинга своего патрона, я подхожу с ним к киоскам со стритфудом. У киосков на земле – колонка, из которой разрывая динамики, верещит на всю округу индийский рэп. В Индии такие уличные едальни называют «кхана-дхаба». На расставленных тут же, рядами, пластиковых стульях сидят гроздьями едоки. В руках у них бумажные тарелки, откуда они сложенными в горсть пальцами выгребают обжаренный на кунжутном масле, приправленный жгучими специями и сдобренный кусками курицы, рис. Это любимая локалами (из тех, что не загружены веганской идеологией) – «chiken manchurian» – курица по-маньчжурски.
Заказываем по огромной порции, которой можно накормить слонёнка (35 рупий), и по стакану свежего фреша манго (10 рупий) – в Москве такой на Даниловском рынке встанет под 300 рублей в лёгкую.
Хайдарабад – «обитель льва»
– Ты только глянь на них, а! Идут в обнимку, как ни в чем ни бывало, не стесняются, – Лысый тыкает жирным пальцем в направлении пары индусов лет двадцати, которые ухватив друг друга за талии, вальяжно ступают по тротуару, что-то шепча друг другу на ушко. – П*доры грёбаные. Ты знаешь, что они тут каждый третий в жопу долбятся?
Пока я забрасываю в топку огненное жарево, Лысый, стараясь переорать местный гибрид Тимати и «Кровостока», описывает мне механизмы индийской семейной ячейки.
Согласно традициям, невеста и её родители должны вывалить семье будущего жениха нехилое приданное в виде золота-брильянтов и прочих денежных средств. Посему рождение девочки считается у индийцев большим горем. Даже проклятие в адрес нехороших людей на этот счет имеется: «Желаю тебе стать отцом 10-ти дочерей». Индия единственная страна в мире, где под страхом тюрьмы врачу, делающему УЗИ, запрещено сообщать беременным теткам будущий пол ребёнка. Чтобы абортов не делали.
Вот и бывает, что в ожидании женитьбы многие дяди-индусы доживают до седых волос девственникам. Но природа человеков не терпит маеты, и спермотоксикоз тут нередко трансформируется в гомосексуальные связи (а то и во что-то пооригинальнее). Считается не зазорным иметь себе любовника даже после свадьбы.
Заправили желудочные баки горючим и двигаем назад, к хостелу. Мимоходом узнаю от Лысого, что Хайдарабад – это дословно «обитель льва», где «хайдар» – это лев, а «бад» – город. Штат Телангана, столицей коего он является, это второй после Мумбая эпицентр киноиндустрии. Но в пику мумбайскому Болливуду, где снимают фильмы на языке «марати» – наречии штата Махараштра – здешнее кино делают на «телугу». Отсюда и просторечное Толливуд. Всего же в Индии аж 22 языка. Собеседники из разных шатов, дабы понимать друг друга, используют корявый «hinglish». Благо, что колонизация Индии британцами длилась 150 лет.
Бородач три раза ударяет ладонями с зажатой в них трубкой себе по лбу и произносит: «Бом Шива Баленатх» – сакральную присказку, перенятую ещё хиппарями 60-х у бродячих монахов-садху.
Заодно Лысый развлекает меня лекцией про богиню индуистского пантеона Лакшми. Её махонький храм встречается нам по пути. Лектор из него хреноватый. Если такой информативности достаточно для клиентов, которых он «окучивает» в Гоа, то мне жаль наших руссо-туристо. Да и сама придорожная молельня кажется отжившей своё: вход закупорен на решетку со ржавым амбарным замком, а за ним, в полутьме, белеет печальная статУя властительницы людских судеб с облезлой позолотой на лике. Рядом – на алтаре – валяются жухлые стебли некогда шикарных цветов. Видимо, от хранительницы домашнего очага не сильно были в восторге на районе…
На другой стороне шоссе замечаем странную фигуру: гигант баскетбольного роста, одетый во фривольно короткие для консервативной Индии алые шорты, возбужденно машет руками, скалится и что-то орёт нам, силясь перекричать децибелы моторов. «Ещё один безумец-индус жаждет сделать со мной селфи…» – проносится в голове.
Афганец из «Джеймса Бонда»
– О, Афганец нарисовался! – толкает меня локтем в бок мой обкумаренный гид.
Сродни бенгальскому тигру, Афганец здоровенными прыжками преодолевает кипящую автомобильную лаву, играючи перемахивает через кубы дорожного заграждения высотой в добрый ярд, и приземляется на задние лапы у обочины.
– Hi, bro! – восклицает великан и радушным рукопожатием приветствует Лысого. Спрятанный в его ладони (размером со штык лопаты) 20-тиграммовый пакет «Cannabis indica» юркает Лысому в руку. Филигранным жестом фокусника Гудини тот сбрасывает его в недра пузырчатых обосрашек. Я делаю вид, что на секунду ослеп.
– Where are you from, man? Goa? – тянет ко мне гигант жилистую, как морской канат свитый из пальмовой копры, руку.
– No, bro. Just right now from Moscow, – пожимаю я ему граблю, походя диагностируя у индийского циклопа признаки акромегалии: кряжистые надбровные дуги, мясистые уши сказочного эльфа, избыточный нос и узловатые фаланги пальцев. Говорят, у боксирующего депутата Николая Валуева тот же недуг – из-за избытка гормона соматотропина такие люди растут до гробовой доски.
– Wow! Cool! – восхищается он, озаряя меня белозубой улыбкой. Мы знакомимся, и теперь уже всем трио идем к нашему приюту.
Вернувшись, видим, что входная дверь номера нараспашку, по периметру гуляет ветерок, а на импровизированном лежбище из трех сдвинутых встык кроватей храпят трое русских парней из давешней ватаги. Первая мысль: а не обшарил ли кто мой рюкзак шаловливой ручонкой? Но сразу вспоминаю, что самое ценное: паспорт, кредитка с жалкими 100 баксами на счету и китайская экшен-камера «SJcam» – у меня под футболкой, в потайном туристическом поясе. Автоматом провожу по нему рукой и выдыхаю. Вторая мысль: условия размещения для бледнолицых лицедеев тут не ахти.
Заслышав наш приход, парняги лениво протирают глаза и принимают сидячее положение.
Не тратя время попусту, Лысый плюхается в позу лотоса на один из двух в комнате пластиковых стульев и начинает обращать афганский стафф в пригодный к горению в трубке-чилуме субстрат. Орудием в этом деле Лысому служит выуженное из его обосрашек полуметровое (!) мачете.
– Сам я из штата Джамму и Кашмир, это на самой границе с Пакистаном. Спорная территория, – самопрезентуется мне Афганец, выпуская из лёгких почти кубометр дыма. Чилум уплывает на дымных волнах к следующему куряке – сидящему в ритуальном круге мужику лет 35-ти с всклокоченной бородой и серьгами в обоих ушах. Бородач три раза ударяет ладонями с зажатой в них трубкой себе по лбу и произносит: «Бом Шива Баленатх» – сакральную присказку, перенятую ещё хиппарями 60-х у бродячих монахов-садху. Присосавшись к обмотанному тряпицей глиняному раструбу, он втягивает в себя частичку Космоса. Считается, что бог Шива сам был не дурак побаловаться веселящим дымом.
– С детства помню, как просыпался от грохота артобстрелов. У меня у самого пятеро детей, – продолжает Афганец рассказ и прикосновениям пальца зажигает на смартфоне серию фоток с озорными мордахами. Дети симпатичные, и от папаши унаследовали, пожалуй, лишь редкие в этих широтах серые глаза да кожу цвета беж – генетические подарки, приводящие индусов в восторг. С ними они легко пробьют себе, по следам родителя, дорогу в киномир. Если повезет, конечно…
– А еще я бывший боксер и личный бодигард. И в одной из серий про Джеймса Бонда участвовал! – Афганец пичкает меня своим послужным списком, будто я заезжий продюсер, готовый вот-вот заключить с ним контракт. И вправду, его бугристое, вытяннутое лицо кажется смутно знакомым. Не он ли был тем монстром по кличке «Челюсти», который перекусил стальной канат в одном из эпизодов бондианы? Своей пятерней этот двухметровый дядя вполне способен раздробить черепушку обычного хомо сапиенса. (На самом деле, в фильме «Шпион, которого я любила» 1976-го года играл английский актер Ричард Кил, страдавший той же болезнью – Прим. ред.).
Внезапно я ловлю себя на мысли, что мне чутка стыдно за Афганца. У него типичный комплекс актера второго плана: недостаток таланта и успеха он маскирует причастностью к Великим. Впрочем, это не самый смертный грех на Земле. Из вежливости улыбаюсь и поддакиваю великану, восхищаясь его заслугами.
Кастовость в индийской киноиндустрии
Долго ли, коротко ли, но под аккомпанимент преходящего из уст в уста чилума я узнал от парней всю подноготную «Русского Болливуда-Толливуда». «Русского» условно, ибо для индийских киноворотил вся массовка делится на некие касты. Ну видно, им так привычней исторически. Только вместо традиционных брахманов, кшатриев, вайшьев и шудр существует градация по национальному признаку, а точнее по цвету вашего паспорта и кожи. Отсюда и соответственная ставка для каждой касты.
На самом днище этой негласной иерархии обитают сами граждане Индии. Их такса за 10-тичасовой съёмочный день варьируется от 300 до 1000 рупий. В Индии 1.3 миллиарда жителей, и в любой момент можно одно смуглое тело в кадре поменять на другое.
Далее идут обладатели гражданств СНГ (казахи, таджики, туркмены, узбеки и т.д). Словом те, кто визуально посветлей и чуть более похож на европеоида. Зарплата у них 1500 рупий в день. Традиционным поставщиком таких кадров считается город Пуна с его многотысячными студенческими кампусами.
Слушая рассказы парней, я с удивлением узнал, что наши бывшие соотечественники из экс-сателлитов СССР давно предпочитают отправлять своих отпрысков за образованием не в Россию, а в далёкую Индию (!). Хваленая русская «вышка», о которой нам с утра до ночи долдонят пропагандисты с телеканалов не интересна от слова — никому.
Обучение в индийских университетах ведется на английском языке по высшим международным стандартам. Мало того, оно зачастую бесплатно для иностранцев. Если же внутри вас затаился потенциальный Михайло Ломоносов или Складовская-Кюри, то вы можете рассчитывать на госстипендию. И составит она не жалкие российские 1600 рублей, а тысяч этак 25 с лихуем. Отсюда не редкость встретить в Индии студиозусов из означенных стран, которые по-русски не говорят ни бэ, ни мэ. Максимум, «привет» смогут произнести. Ни к чему им русский язык. В отличие от своих родителей, они не планируют таскать ящики в «Пятёрочке» или работать на укладке московских бордюров. Все они мечтают, получив дипломы, уехать на заработки в Америку, Евросоюз или (на худой конец) в Китай.
На самой же вершине кинопирамиды восседает банда «Мумбайских качков». Это бывшие профессиональные спортсмены, турникмены, каратисты и борцухи всяческих наук.
На третьей ступени находятся, так называемые, «Гоанские торчки». Те самые ребята, что взялись меня просвещать. Из названия ясно, что в основной массе это любители встретить сансет на гоанском пляже в состоянии грогги от воздействия веществ разной степени тяжести. Все те, кого у нас в стране принято называть дауншифтерами, бэкпекерами, «зимовщиками» и т.п.
В сезон к ним добавляется многочисленная армия пакетных туристов. У таких ставка за день колеблется от 2-х до 3-х тысяч рупий. Впрочем, среди несведущих пакетников встречаются персонажи готовые бегать по жаре, скакать на лошади или махать саблей во славу Болливуда за бесплатно. Чисто по фану, так сказать. Чем, конечно, не брезгуют пользоваться агенты-скауты. Среди, которых, полно русских любовниц индийских киномагнатов. Они служат некоей обязательной прокладкой между русскоязычной биомассой, подчас не умеющей изъясниться по-английски, даже прожив в Индии несколько лет, и съемочной группой. Так, в их ведении лежит: улаживание конфликтов, набор людей через паблики в соцсетях и увольнение штрафников. А таких бывает немало, учитывая специфический контингент.
Несомненно, все эти ушлые бабёнки разруливают геморрой с торчками за изрядный кусок киношного пирога. Как и везде в мире, синематограф – это всегда бесконтрольный черный нал и отмывка грязных денег.
Принадлежность к «Гоанским торчкам» не обязательно определяется русскостью, белорусскостью или украинским подданством. Например, этажом ниже Лысого и его команды обретались два австрийца, один поляк и даже интеллигентного вида иранец. Так же, как и Афганец, он числился «нашим» за свою редкую для Индии бледнолицесть и светлоглазость.
Сам же Афганец перепрыгнуть в высшую лигу настоящих артистов не мог или не желал по каким-то ему одному понятным причинам. Может так ему было удобней делать свой «травяной» бизнес: знание местных языков позволяло ему добывать качественный стафф для массовки в любом городе Индостана. Запасов веществ, которые парни привозят с собой из Гоа не всегда хватает до конца проектов.
На самой же вершине кинопирамиды восседает банда «Мумбайских качков». Это бывшие профессиональные спортсмены, турникмены, каратисты и борцухи всяческих наук. Словом, все те, кого природа одарила развитой мускулатурой и ростом. Трудятся они по большей части «файтерами» (от английского fight – драка). Как расходный материал индийских кинобоевиков. Нужно же индийским суперменам кого-то молотить по мордасам и размазывать пушечным взрывом по экрану!
Желательно, чтоб это были условные наследники английских колонизаторов. Чем краше и фактурней такая белая кукла для битья, тем больше это греет душу индийского зрителя. Ставка «Мумбайских качков» пляшет от 5-ти до 15-ти тысяч рупий за день. Живут они, в большинстве, в самом Мумбае и окрестностях – ближе к рассаднику агентов, готовых состряпать им профессиональные портфолио и протолкнуть за процент в киношку с крупным бюджетом.
К «Мумбайскими качками» отдельной кагалом примыкают европейки исполняющие «bellydance» (танец живота). Прозрачная кожа, светлые локоны и пышные формы, прыгающие под ритмичные напевы, действуют на индийских мужиков круче конского возбудителя. Попутно они отжигают на свадьбах и демонстрируют одежду на подиумах. Их расценки – индивидуальны.
Наконец, прибывает наш агент с каноничным именем Мухаммед. Подхватив рюкзак, я прощаюсь с соратниками по будущему ремеслу и наркогромилой, после чего выбегаю вслед за Мухаммедом на улицу.
Тормозим авторикшу. Он забирает нас в легкую морось внезапно образовавшегося дождя. Под стаккато трайцикла пролетают мимо уступистые, как конструктор «Lego», многоэтажки, дымят жаровнями забегаловки с рекламой на «телугу», придорожные канавы джебами фекальных амбре бьют по ноздрям.
Я будто ощущаю себя изнутри и снаружи одномоментно. Как некий герой фильмов Терри Гильяма, которого занесло на страницы «Махабхараты». Кто я, мать-твою-ети, и как сюда попал?! Может я оживший после 1000-летний спячки древний демон? Или прорезающий зыбкий мрак ночи астероид? И за каким хреном эти блохастые, съеденные паршой до самых рёбер, дворняги лают и рвутся под ось нашей небесной колесницы?
В следующей части: Живая голова профессора Сергея Королева. «Гоанские торчки» маршируют под «Катюшу». «Ты – говно!» – кричал я в лицо директору самой большой киностудии в мире.
Фото: depositphotos.com
