Задача: покорить Урал, преодолев сотни километров по земле и воде, без карты, компаса и почти без еды. Но со спиртом. Почитайте рассказ Дмитрия Ржанникова о том, как прошёл этот безумный походный эксперимент, и, пожалуйста, не вздумайте повторять что-то подобное!
Сейчас я понимаю, что это была чистой воды авантюра. Мы собирались пройти кучу километров по тайге и болотам, перевалить через Уральский хребет, попутно покорив вершину Денежкиного Камня, затем добраться до реки Улс, срубить плот, выйти на нём в Вишеру и дойти до города Красновишерск. При этом у нас не было абсолютно никакой связи с внешним миром, очень мало еды, а главное – мы шли без карты и компаса, только по солнцу. Это просто чудо, что мы остались живы, и никто из нас серьёзно не пострадал. Возможно, этому способствовали солидные запасы спирта и прочих интересных ингредиентов, которыми были набиты наши рюкзаки.
Из Европы в Азию и обратно
Выехали из Питера вчетвером. В Перми к нам присоединился пятый, единственный, обладающий хотя бы теоретическими навыками постройки плота. У всех у нас присутствовал кое-какой походный опыт. Но чтобы вот так – по совсем безлюдным и диким местам, – такое было впервые. Из снаряжения, естественно, – палатка и спальники, а также топоры, пила и пара удочек. Никакого огнестрельного оружия. Несмотря на то, что бывалые походники пугали нас диким зверьём и беглыми каторжниками… Накомарники догадались взять только двое. О чём трое остальных пожалели в первый же день, проведённый в тайге.
С кучей приключений и пересадок с одного вида транспорта на другой добрались до отправной точки маршрута – посёлка Всеволодо-Благодатское, или, как его называют местные, – Всеволодска. Отсюда уже видна вершина Денежкиного Камня. Кажется, что до него – рукой подать. Но вскоре мы убедились, что это только кажется.
Наш путь лежал к кордону Шарп, последнему оплоту цивилизации на нашем пути. Оттуда советские туристы традиционно совершали подъём на Денежкин Камень. Не успели мы выйти на маршрут, как нас нагнал жёлтый МАЗ, и водитель предложил подбросить нас до кордона. Мы радостно побросали рюкзаки в кузов и вскоре уже мчались по ухабам лесной дороги. Машину швыряло из стороны в сторону, сверху вниз и снизу вверх. Впереди, между верхушек деревьев, маячил сиреневый массив Денежкина Камня. Дорога сделала пару странных поворотов, а потом сузилась до такой степени, что машина, несясь по ней под всеми парусами, ломала ветви, от которых мы едва успевали уворачиваться, и с которых на нас сыпалась всякая крупная и мелкая лесная дрянь: листья, кора, хвоя, жуки, жужелицы и прочие гусеницы. Это таёжное ралли неожиданно закончилось перед гигантской лужей. Шофёр вылез из кабины, показал рукой куда-то вперёд и сказал: «Вон там ваш кордон Шарп, метров пятьсот до него осталось, а мне тут не проехать».
МАЗ развернулся и уехал, а мы вдохнули полной грудью густой, горячий запах тайги и похлюпали по лужам к «нашему кордону Шарп». Через двадцать минут мы заметили стоящий на полянке мотоцикл, и вскоре из-за кустов появился молодой парень, который, по-видимому, ставил здесь капканы. Узнав, что мы держим путь на кордон Шарп, он задумчиво почесал затылок и сказал: «Вообще-то Шарпа тут нет. До него по другой дороге ещё километров десять…». Приехали.
Мы попрощались с парнем, оказавшимся последним человеком, которого мы встретили в следующие десять дней, и решили брать Денежкин Камень в лоб. Вышли на какую-то заброшенную каменистую дорогу: в грязи – отпечатки медвежьих лап. Рядом на дереве полусгнившая табличка: «Заповедник «Денежкин Камень». Проход и проезд запрещён!» Вот тебе и здрасьте. Не поворачивать же назад. Естественно, идём дальше.
Жара стоит неимоверная. Не только одежда, но и рюкзаки насквозь пропитались потом. Дорога пропала так же неожиданно, как и появилась. Идём напролом, сквозь заросли, придерживаясь направления на запад и поднимаясь всё выше и выше по склону. Оводов, комаров, слепней и прочей неведомой лесной нечисти столько, что света белого не видно! Не помогают даже ветки, которые держишь в руках во время ходьбы и постоянно размахиваешь ими вокруг себя. Все открытые части тела сразу же оказались искусанными в кровь. О том, чтобы сходить в туалет, даже по-маленькому, не могло быть и речи. Нам казалось, что мы попали в какой-то комариный ад.
Но вечером на нас напали гораздо более жуткие твари…
…Для нашей первой таёжной ночёвки мы выбрали уютную поляну, на которой миллион лет назад кто-то навалил целую гору срубленных деревьев. «Не надо будет дрова искать», – подумали мы и стали располагаться по соседству. Однако не тут-то было… Этот лесоповал оказался жилищем целой колонии клещей. Когда мы заметили это, было уже поздно. Быстро похватав рюкзаки, мы бросились прочь с этой поляны и, только отбежав на приличное расстояние, осмотрелись и пришли в ужас. По каждому из нас ползали целые полчища этих чудовищ! А некоторые из них уже умудрились присосаться к нашим телам.
Делать нечего. Вооружившись разными острыми штуками, мы стали их извлекать. Места укусов прижигали спичками, а чтобы не было больно, пили чистый спирт. В итоге из кого-то вырезали десять клещей, из кого-то – двадцать. Лично из меня товарищи вытащили восемнадцать штук.
…Утром, продрав глаза и осмотрев шрамы от ожогов (их было много, потому что прижигание продолжалось даже в темноте палатки, наощупь), оплакав свою горькую долю и обсудив завещания и церемонии погребения, в страхе быть зараженными энцефалитом, тронулись в дальнейший путь. До ближайшего оставленного нами человеческого жилья было более двадцати километров. А до первого посёлка на той стороне Уральского хребта – более недели пути. Мы решили лучше умереть, чем вернуться с позором назад. Поэтому ближайшие несколько дней все с тревогой ожидали появления симптомов энцефалита, при отсутствии необходимых медикаментов лечились всё тем же спиртом.
Уральские горы – старые, а это значит, что уже давным-давно они разрушились и теперь состоят из гигантского количества обломков, больших и маленьких. Ходить по ним, особенно с рюкзаком, – очень трудно. А вот подвернуть или даже сломать ногу – очень легко. Почти все камни под ногами – «живые». Поэтому мы установили базовый лагерь у самого подножия Денежкиного Камня, на границе леса и скал, и оставили там одного человека, а четверо остальных совершили восхождение на вершину. И хотя высота её не велика, всего 1492 метра, с рюкзаками идти было бы тяжело. А так, налегке мы сбегали туда-сюда часов за пять-шесть. Несмотря на жару внизу, рядом с вершиной полно снежников, а маршрут местами, что называется, «с элементами скалолазания». Возможно, где-то и есть путь полегче, но мы, как всегда, – в лоб, по бездорожью.
На вершине обнаружили несколько записок, оставленных предыдущими группами. Одна из них, как и мы, была из Питера, а другая – из Самары – совершила восхождение аж в ноябре. По традиции, оставив на вершине денежку, мы поскакали вниз. И тут началась гроза. К счастью, она прошла ниже нас, и мы лишь полюбовались клубящимися под нами тучами и сверкающими молниями, а вот оставшемуся внизу нашему товарищу пришлось нелегко: гроза разразилась прямо над нашим лагерем…
Следующие несколько дней шли по направлению к Главному Уральскому хребту. Проходили через золотоносный прииск Сольва. Он заброшен ещё в 80-е годы прошлого века, но, говорят, что даже в отработанной породе остаётся ещё процентов десять золота. Пахло золотой лихорадкой: повсюду старые горы золотоносной породы и свежевырытые шурфы, на дне которых лежал снег, в речке с жёлтой водой валялись какие-то странные минералы, на траве и листьях – золотистый налёт. Даже башмаки покрылись блестящей на солнце желтоватой пылью…
Наткнулись на полуразвалившуюся избу, над входом которой масляной краской написано: «Dangerous!» Внутри – нары, спички, соль, топор, пила, котелок, давно не мытая посуда. Рядом никого нет. Зато к дереву прибит потемневший от времени указатель: «Река Талая, перевал Ходовой». Нам туда. Здесь, точно, как в Питере, стояли белые ночи, поэтому шли до тех пор, пока не сваливались от усталости.
Весь следующий день проходил в поисках тропы на перевал Ходовой. В итоге завязли в каком-то болоте и опять пошли «на глаз». С хребта вниз текло множество мелких ручейков и речушек, поэтому весь склон представлял собой сплошную хлябь, поросшую непроходимым лесом и буреломом. Перелезаешь через поваленное дерево и тут же проваливаешься в болотную жижу по щиколотку. К тому же идти надо всё время вверх, и комары, комары, комары! Морды у нас – один сплошной укус.
Наконец лес кончился, и перевал стал виден невооружённым глазом. Подул ветерок, и комары с оводами наконец-то отстали от нас. Ночевали уже на европейском склоне Главного Уральского хребта.
До свидания, мозоли на ногах. Здравствуйте, мозоли на руках.
Удивительное дело: природа европейской части разительным образом отличается от азиатской. Если с восточной стороны Уральского хребта – сплошные болота, комарьё и непроходимые чащи, то на западной его стороне весело кучерявятся берёзки и текут светлые речки, в которых можно купаться, не боясь быть насмерть загрызенными комарами и оводами.
Поплутав ещё пару дней, мы, наконец, вышли к «судоходной реке» Улсу. Шириной она всего метров сорок, но здесь уже можно спускать плот на воду. Правда, его ещё нужно построить.
Есть небольшая проблема в том, что из продуктов у нас остались только чай, сахар, соль и подсолнечное масло. Причём, много – только соли. Честно говоря, мы рассчитывали на грибы-ягоды, а некоторые даже на дичь, для чего эти некоторые сделали даже лук со стрелами. Но ни того, ни другого, ни третьего нам не встретилось. Рыболовы из нас тоже оказались никакие. Максимум, что у нас получилось, – это наловить мальков в пластиковую бутылку из-под пива, да сварить суп из крапивы. А валить на голодный желудок деревья для плота, распиливать их на брёвна да таскать эти брёвна к реке – ох, как тяжело. Но спирт помог нам и на этот раз. Настаиваем его на смородиновом листе и добавляем сахар. Изумруд! Ну, прямо «ликёр-шартрёз»!
И всё равно строительство затянулось на долгих три дня.
…Неожиданно послышалась человеческая речь: четверо охотников шли вброд через реку. Ружья наперевес, форма хаки, каски, накомарники… Трое москвичей и один местный проводник. Забросили их сюда на вертолёте. Напоили их чаем, а сами еды попросить постеснялись.
К вечеру третьего дня стояния на Улсе наш плот готов. Практически, это шедевр деревянного зодчества, сделанный без единого гвоздя. Все чертежи уместились на одной пачке от «Беломора». В полдень следующего дня, окропив наш плот и себя остатками спирта, отправились в путь, навстречу водной стихии. Помчались по стремнине, вопя от восторга: мы сами сделали плот и плывём на нём! Даже не верится. Берега проносятся мимо, мы отталкиваемся от пролетающих мимо подводных камней шестами и орём дикими голосами на всю тайгу и «А-а-а!», и «У-у-у!», и «Йоу-йоу-йо!»
Неожиданно на берегу возникли люди. Да не люди, а целый палаточный лагерь. Пристаём к берегу, чтобы познакомиться и купить, если получится, у них хотя бы хлеба. Оказалось, что это экологический лагерь Пермского университета. Ихтиологи изучают на Улсе внутренности рыб, взвешивают чешую и собирают гербарий плавников хариуса. Их тоже на вертолётах сюда забросили. Еды у них – хоть чем хочешь ешь. Только что сварили целое ведро рисовой каши на сгущённом молоке, а есть никто не хочет. Нас, понятное дело, упрашивать долго не пришлось. Под изумлёнными взглядами экологов-ихтиологов мы впятером смолотили это ведро за две минуты. Видя такую нашу героическую способность к уничтожению продуктов, они снабдили нас не только хлебом, но и несколькими банками шпрот и тушёнки.
Сплав по Улсу и Вишере
Река Улс оказалась весьма капризной акваторией. То пороги с бешеным течением и торчащими из воды скалами, то долгие плёсы, по которым плот движется со скоростью черепахи, то длинные перекаты, на которых он застревает, и приходится лезть в ледяную воду и шестами толкать нашего деревянного друга на глубокое место.
Первой деревней, попавшейся нам на пути, была Золотанка. Из кустов вылез мужик, проорал нам: «Выпить есть?» – и снова упал в кусты. Золотанка – это пятьдесят домов вдоль одной кривой, обосранной коровами улицы. Зато здесь есть целых три магазина и хлебопекарня. С голодом отныне было покончено навсегда.
Через пару дней вышли из Улса в Вишеру. Она гораздо шире, но вода в ней несколько мутновата. Если в Улсе мы спокойно пили забортную воду, то теперь пришлось искать родники или набирать воду в деревнях, которые стали попадаться всё чаще. Прямо на плоту соорудили кострище, так что теперь готовить и есть можно было, не сходя для этого на берег. Жили, как на курорте: купались, ныряя прямо с плота, загорали, ловили рыбу (почти безрезультатно), спали, ели, играли в кости и в преферанс, читали вслух книжку про муми-троллей… Течение до того медленное, что если слезть с плота и просто идти по берегу, и то будет быстрее. Пытались время от времени ставить парус, сделанный из палатки… Созерцали проплывающие мимо скалы с рисунками первобытных охотников… Рассматривали в подзорную трубу брошенные дома прибрежных деревень: Вая, Акчим, Писанка, Воронья, Сыпучи, Долгое Плёсо… Плёсо, действительно, долгое, километров шесть. Вода в реке становилась всё мутнее, берега глинистее. С умилением вспоминались быстрые и прозрачные воды Улса.
Прошло три недели с начала нашего путешествия, и неделя, как мы шли на плоту. Завтра – финиш. Красновишерск, который местные называют просто «Вишера».
Последнюю ночёвку устроили за десять километров до Красновишерска, у подножия камня Ветлан, одного из красивейших на Северном Урале.
Но до этого проплыли мимо очень таинственного сооружения, которое напоминало опоры продольного моста. Эти сделанные из связанных брёвен «опоры» стояли прямо посредине реки на расстоянии пятидесяти метров друг от друга и возвышались над водой метров на десять. А на вершинах росли иван-чай и маленькие берёзки. Таких столбов мы насчитали двадцать с чем-то, а потом сбились. Но плыли вдоль них больше часа. Для нас так и осталось тайной, что же это за инженерное сооружение: то ли волнорез, то ли ледолом, то ли это как-то связано со сплавом леса.
…Освещённый утренним солнцем Ветлан напоминает что-то северо-американское. То ли из Джека Лондона, то ли из Фенимора Купера. Отвесные гигантские стены красноватого цвета, поросшие столетними соснами. А по реке, в туман уходит стадо бревенчатых срубов-быков-бизонов с лужайками на спинах…
В Красновишерске мы подарили свой плот местным ребятишкам. Покидая нашего деревянного друга, мы ощущали по отношению к нему некую неловкость, как к живому существу. Теперь я понимаю, что чувствовала команда Тура Хейердала, когда им пришлось сжечь «Тигрис».
Итог этой беспримерной экспедиции: сто километров пешего перехода по болотам и тайге через Уральский хребет, около пятидесяти километров по Улсу и около ста пятидесяти – по Вишере. Триста километров за три недели. Энтузиазм и беспечность сделали своё дело.
