О кровной вражде и о детях, о мужестве и о торговле, о Москве и, конечно, о плове. О чём еще говорят узбеки – читайте в заметках Авдотьи Гурович, привезенных из Ташкента, Самарканда и Бухары.
Как известно, азиатские базары – это не только и столько места купли и продажи, сколько территория общения, обмена новостями. И Узбекистан здесь не исключение.
Путь на ближайший базар в Ташкенте удалось найти не сразу. Сперва слегка заплутали, так как в караван-сарае нам не поставили метку в maps.me, мол, «там все и так понятно: направо, направо, налево – рукой подать». Решаем спросить у попавшихся на пути местных. Загорелые мужчины в брюках и белых рубашках кладут плитку около гостиницы, но сейчас у них перерыв. В отличие от нас, они никуда не торопятся. Курят, пьют чай. Рядом с машинкой для разрезания плитки на бортике тротуара стоит чайничек с пиалами.
– Вам нужен Алайский базар, он около Текстильного института. Немного пройдите и спросите: А-лай-ский ба-зар. А-лай-ский.
Задача номер один на базаре – поменять деньги. Здесь это можно сделать практически у каждого продавца. Решили разменять в палатке с игрушками. Сыну повезло – у него новая пожарная машина. Мается, где бы ее покатать – на полу базара родители не разрешают – грязновато. Ребенок отправляется по торговым рядам. Продавец обуви созерцает его метания, покуривая.
– Смотрели передачу по воскресеньям про самых умных детей? Там дети шести, даже четырех лет. Наши бы так не смогли сниматься. И не потому что они меньше знают – у нас много талантливых детей. Просто столько показываться на камеру, в прямом эфире, всем остальным – не смогли бы.
Торг для узбеков – это и общение, и возможность сделать что-то маленькое, но приятное. Cкидку, небольшой подарок, угощение. И уже ощущение, будто не покупаешь, а получаешь в дар. Отсутствие попыток торговаться воспринимается здесь как что-то противоестественное. Продавцы даже ищут в этом какой-то подвох.
– Ты что не торгуешься? Из Польши что ли? – искренне удивлялась продавщица сувениров в Самарканде, улыбнувшись. – Погоди, я сейчас скину тебе, вот, бери дешевле.
На выходе с базара навстречу нам идёт бабуля. Почти черное от загара лицо со светлыми морщинками. Жарко, но она в одежде из бархата с золотой вышивкой. За спиной огромные баулы – объемные, но судя по всему, не тяжелые. Присаживается рядом отдохнуть, и за пару минут выдаёт краткий пересказ своей неоднозначной судьбы.
– У тебя сынок, три ему? А у меня дочь, когда такой была, я решила ее обязательно научить плавать. Сама не умела, вот и ходила с ней на озеро, потому что это важно уметь плавать. Ох, давно было, тонула я, вот и вытащил он меня. Тогда и приглянулась я ему, пошел он к отцу моему свататься. Так тот, ха-ха: я за тебя даже свою собаку не отдам (гулящий он был, отец это знал). Так и сказал – собаку, ха-ха. А от мужа-то я своего убежала, хорошо цела осталась – мы были с ним кровные враги по деду, и как это меня угораздило. Была и любовь. Я умная была, все задачки решала. А как видела его – сразу дура. Молчу, умираю. Ему ни слова, к матери его ходила. Мы тогда все в него влюблены были. А ребеночка ты своего на солнце не держи, больно светленький он. А я иду, пенсии-то хватает только налоги оплатить, вот и иду. Пенсия, ха-ха.
Неподалеку от базара есть небольшая столовая. Внутри несколько столиков и рукомойник. Снаружи – здоровый электроказан с пловом. Плов – это гордость узбеков. Блюдо, к которому в каждом городе очень трепетное отношение.
– Вы пробовали уже плов? Только в Ташкенте? Да какой у них плов – каша. Вот у нас – рисинка к рисинке, все отдельно, это настоящий плов, – убеждал нас таксист в Самарканде.
– У нас такой плов, что наших поваров даже на ташкентские свадьбы приглашают готовить. А все потому, что готовят его в медных казанах, – вот в чем секрет, – нашептали в Бухаре.
На наш вкус, все-таки самый аппетитный плов мы пробовали именно на ташкентском дастархане.
С кем бы мы ни общались, все интересовались, откуда мы. И практически каждый либо имел в Москве родственников, либо сам когда-то служил или учился в России либо СССР. Дедушка – регулировщик движения вдохновенно читал наизусть стихи Маршака и потешки с прибаутками для нашего сына – учился в русской школе. Не раз слышали от тех, кто в Москве не был, но хотел поддержать разговор: «Москва – легенда, Москва – золотая земля» и т.п. Однажды нам выдали: «Что-то к нам только москвичи сегодня приезжают. У вас в России больше никого не осталось?».
Узбеки вообще зачастую очень общительны. Майская жара, городской парк Бухары. Будний день, народу немного. В сторонке от детских аттракционов пожилой мужчина разложил потрепанные советские книги – на продажу. Дедушка – учитель истории, собиратель антиквариата.
– Стены – они давят, сводят с ума. Вот и уходишь сюда, к людям. Конечно, это не то общение, как со студентами… Вы выбирайте книги, на цену не смотрите, если что-то понравится – то вам уступлю, вообще подарить могу.
В кафе в Самарканде нас обслуживает мальчик лет десяти. Нашему сыну нет еще трех лет, но по местным меркам он выглядит на все пять – здесь дети не такие рослые. И хоть наш карапуз уже многое может делать самостоятельно, тут его, наверное, впервые журят. Сын спускается с лестницы, держа меня за руку. Парень, лет двадцати, комментирует:
– Ты маменькин сынок?
Сын:
– Да.
Тот, смеясь и немного не ожидав такого ответа:
– Не будь лялей, нужно быть мужчиной, понимаешь, не будь лялей, не будь маменькиным сынком.
И все это с любовью. Потом и тот парень, и мальчик-официант его за ручку везде водили, чтобы мы, родители, могли спокойно перекусить.
Дедушка в Бухаре. Играет со своими внуками, а потом сажает нашего ребенка на велик и катает, догоняя мальчишек. Сын не понимает, что кричат дети, убегая, но это его не смущает. Все смеются, повизгивая. Потом, отдышавшись, дедушка отвечает нам на наше «спасибо»:
– И не благодарите, не надо благодарить! У нас все есть, что нам нужно. Мы живем для детей, ради них.
Открытости взрослых учатся и малыши. Вот как было в Самарканде: идет сын, довольный, с браслетами на руках. Как объяснил, их ему надела дочка хозяина гостиницы. Я:
– Здорово, молодец, походил так, теперь верни обратно и скажи «спасибо».
Мне и в голову не пришло, что это мог быть подарок – от девочки мальчику, говорящему на другом языке, которого она впервые видит. Я это и поняла только по реакции – девочка расстроилась и потом избегала с нами общения.
Приехав в Самарканд, мы, уже привыкшие к доступным ценам на такси в Ташкенте, решили не искать иных вариантов и до нашего нового жилья доехать тоже на машине. Таксист долго пытается впихнуть нашу коляску в багажник, никак не влезающую туда из-за баллона с газом, после чего, уже в пути, заявляет цену выше, чем оговаривали изначально. Мы стали возмущаться. «Мужчины разберутся», – осадил меня таксист и продолжил разговор только с мужем.
Мужчины в Узбекистане держатся так, что сначала с непривычки немного неуютно, но потом привыкаешь и начинаешь задумываться над этими и другими повседневными жизненными реалиями, которые раньше не подвергались сомнению.
Например, над отношением к детям, к собственности, к красоте.
Или к гардеробу. Поначалу кажется, даже в одежде местных девушек – некоторая строгость фасонов платьев, которую у нас не часто встретишь в повседневности. Но, приглядевшись, начинаешь видеть, в этом стиле некое очарование и гармоничность. Девушки статные, женственные и их иначе и не воспринимаешь, кроме как с длинными волосами и в таких классических платьях.
Кстати, когда мы только собирались в наше путешествие, родственники вспомнили стихотворение Агнии Барто:
«У узбечки нет привычки
Две косички заплетать:
У москвички – две косички,
У узбечки – двадцать пять», отметив попутно, что в Узбекистане все ходят в халатах. И действительно, многие носят. Там эта одежда очень яркая, радостная, с орнаментами и узорами. Как раз под стать улыбающимся счастливым лицам и доброму нраву.
