Пять лет в мирной Сирии: вкусы и запахи арабского детства. Часть 2

siria-detstvo

Лиля Москвина родилась в Украине, но половину детства провела в Сирии. Специально для “Пассажира” она рассказала о том, каково это – быть ребенком в арабской стране. Первую часть ее воспоминаний о детстве в Тартусе мы публиковали на днях. Сегодня – окончание. Фотографии – из личного архива автора.

Лето у тети

Наша семья и соседи – аляуиты. Мы постились в рамадан, но не носили хиджабе, не молились по сто раз на дню. Разве что дедушка изредка читал Коран и даже научил меня нескольким молитвам. Вообще мой отец и тетя очень сильно отличались как от большинства арабов, так и от остальных членов семьи. Отец – араб, который заинтересовался коммунистическими идеями и поехал учиться на Украине, чтобы увидеть, как оно работает. Он читал книги, писал рассказы… Тетя, его сестра, – арабка, получившая высшее медицинское образование. Она курила, носила каблуки, облегающие джинсы, прозрачные платья; не носила лифчики, не несла пурги. При том, что в своей массе арабки – женщины некрасивые и нечистоплотные (например, они не моются в период менструаций, это считается грехом).  В общем, гены мне достались хорошие. Да и дедушка с бабушкой были очень терпимы и толерантны. У дедушки были 2 жены, и обеих я любила. Справедливости ради: мой русский дед был женат трижды, хоть и не одновременно.

Арабки в своей массе – некрасивые и нечистоплотные. Например, они не моются в период менструаций, это считается грехом.

Так вот у этой самой тети я обычно проводила все лето. За мной приезжала военная тачка цвета хаки, и везла меня к ней. Тетя жила на закрытой территории возле моря. Очень интересная местность. Въезд охранялся военными. Было всего 3 дома, 1 засекреченный склад, 1 радиостанция. И ничего более. Муж тети был каким-то начальником, точнее я до сих пор ничего не знаю. На всей территории проживало 4 семьи, включая нашу – в специальном общежитии семейного типа. На одно большое здание – мы и соседи, с которыми я водила дружбу. Помню женщину-мать, которая постоянно лежала. Курила сигареты, разговаривала хриплым голосом, все время говорила какие-то мудрые вещи, учила нас. Я дружила с ее младшим сыном, Али. Иногда, к нашим играм присоединялась его старшая сестра, средний ребенок в семье. Семья была многодетная, но я мало помню остальных членов.

Эта местность была маленьким раем на земле. Возле тетиного дома росли гранаты, огромные сочные плоды. Жасминовые деревья наполняли ночь своим ароматом, от него кружилась голова. Звездное бесконечное небо над головой, такого я больше нигде не видела. За домом – степь, без шуток, ребята. В степи росли дикие, высушенные солнцем деревья, наводившие своим видом жуть и тоску.

От центрального входа в дом открывался вид на лес. Лес, настоящий хвойный лес, через который шла дорога к морю. Всегда пустынный пляж, чистый горизонт, корабли вдалеке и торговые суда, жгучее солнце. Скалы образовали маленький мир, мини-аквариум, где плавали на мелководье разноцветные рыбки. Их было очень легко поймать голыми руками. С этих скал мы иногда рыбачили с дядей. Занятие, в котором я не преуспела – никогда не хватало терпения. Берег был измазан мазутом, ходить приходилось осторожно: его очень тяжело отмывать. Сам пляж представлял собой сокровищницу. Мы частенько бродили в поисках чего-нибудь интересного, выброшенного в море с кораблей барахла. Но волны Средиземного моря не шутят. В бушующее море не войдешь, а войдешь – не выйдешь. Однажды меня затянуло, я сильно ударилась головой и чудом выбралась. Еще минута – и было бы поздно. Много медуз, которые жалили беспощадно. До сих пор боюсь их до одури. Солнце жарило, но мы никогда не пользовались защитными кремами. Водных забав и игрищ было не счесть. В гостях у тети я дышала. Это была полнейшая свобода, вдалеке от отца, от правил, от тупости арабов. Мой лучший друг был мальчиком – понимаете, о чем я?

Мы строили хижины в лесу, где проводили круглые сутки, лазили по деревьям, придумывали небылицы, играли в бадминтон и настольный теннис, катались на велосипедах, бегали наперегонки, пили чай с его семьей, ели люля-кебабы, приготовленные тетей (она вообще баловала нас вкусностями). Мы всегда гуляли на воздухе, никогда не смотрели мультики и не сидели в 4-х стенах.

Я нашла в лесу шланг – подумала, пригодится в играх.  Подняла его и поняла, что это огромная черная змея.

Хотя детство было сказочным, порой мне кажется, что у меня был ангел-хранитель. Однажды в лесу я увидела шланг, черный. Подумала, что он пригодится нам в играх. Подняла его и поняла, что это огромная черная змея. А в Сирии все змеи ядовитые. Змея лениво вытянулась, я положила ее на землю, и она продолжила нежиться в прохладе теней. А мы столько раз бегали в высокой траве, рылись в хвойном ковре леса. Ни одного клеща, ни одного укуса и ни царапины. Скорпионов всегда вовремя замечали и убивали взрослые.

Сама тетя меня безумно любила и баловала, при этом все время жаловалась маме, что я избалованный, эгоистичный и несносный ребенок. Подарки сыпались на меня в каждый ее приезд к нам. Приехав в очередной раз, она заметила, что я покупаю вафли, разворачиваю их… и выкидываю. Просто вафли были с подарком внутри, можно было выиграть 5, 10 и 25 лир, если память мне не изменяет. Сама вафля была невкусная, поэтому выбрасывалась. Тетя отвела меня в магазин и скупила все вафли со всеми призами, которые в тот же день полетели в мусорку. Я действительно была избалована.

Запахи Сирии

Я упомянула Рамадан. Рамадан – это просто потрясающее время в жизни каждой семьи. Праздник. Бабушка пекла ароматные коржики, похожие на наши пряники. Готовилось множество блюд, которые ели только в Рамадан. 1 раз в день, ближе к вечеру, весь город оглашало протяжное пение Дуа, молитвы, которая по сей день звучит у меня в ушах. От нее переворачивалось все внутри, это было что-то очень мощное и возвышенное. Словно ветер принимает человеческий облик и говорит с тобой на твоем языке, рассказывает о величии мира и Аллаха. За столом собиралась вся семья, приходили в гости соседи. Царила небывалая, очень интимная атмосфера. Рамадан – необычный месяц, наполненный запахами и этой особой атмосферой.

О запахах в Сирии можно писать бесконечно. Особенно о запахах на рынках Тартуса. Я всей душой любила этот город на берегу Средиземного моря. О, эти прекрасные набережные. О, эти закаты, этот шум! Упокоение пригорода и размеренное течение жизни – не для меня. Много таксистов, дыма сигарет, людей, спешащих на работу и с работы. Тут же – старики, играющие в нарды и карты, наслаждаются мате в тени и никуда не спешат. Книжные лавки, целые вереницы ароматов, которыми не надышишься: специи, кофе, пряности, сладости, духи под заказ, ладан, сэконд-хенды. Крик, шум, гам, казалось, тоже приобретали свой запах… Поп-корн, сахарная вата, парки, карусели, кафе, рестораны. Мы всегда ели пиццу в ресторанчике, который держали итальянцы. Вкуснее ничего не пробовала в жизни. В парке я очень любила кормить уточек. И еще одно любимое место – старая мельница в Тартусе. По сей день я хочу вернуться в Сирию и снова взглянуть на нее. Я любовалась ею каждый свой приезд. Даже поездка по каким-то пещерам и скалам со следами святых, которые якобы раздвинулись, чтобы пропустить какую-то барышню (плохо помню, было не интересно, жарко и скучно на экскурсии) производили меньшее впечатление, чем эта простенькая мельница.

Если во мне есть что-то от арабов, так это хитрость.

Мама всегда покупала мне что-нибудь в этих прогулках, и от этого они мне нравились еще больше. Денег отец ей не давал, либо давал мало; работать не разрешал. Но если во мне есть что-то от арабов, так это хитрость. Я ведь уже говорила, что арабы живут огромными семьями? Так вот, не использовать это в своих целях было бы величайшей глупостью. Поэтому с утра я совершала рейд по родственникам, жалобно вымаливая по 5 лир у каждого дяди (4 штуки, так-то), теть (1 штука), бабушек (2 штуки), дедушки (1 штука) и даже отца. Целыми днями я бегала в магазин и ела мороженое, чипсы, конфеты и жвачки. Маме приходилось тяжелее. Но у арабов есть такая система сбора денег, в которой участвует не меньше 10 человек: каждый участник сдает деньги в общую копилку, а деньги в конце месяца достаются одному из них. Четко систему не упомню, но иногда она очень выручала маму.

Фото – antinormanist.livejournal.com

Русские сирийцы

В Тартусе мы общались с русскими. У мамы было много русских подруг с детьми смешанной крови. Русских я терпеть не могла, мне нравились арабские дети, несмотря на кучу суеверий и мусора в их маленьких головушках, и несмотря на тупость, с которой иногда было очень тяжело мириться. Вообще моей маме не повезло с моим отцом, но очень повезло с его родственниками. Другим русским зачастую приходилось там несладко, т.к. арабы ели их поедом. Например, мужья любили унизить, приложить руку. Русские собирались на все праздники вместе, чтобы обосрать арабов, поесть селедки (по которой дико скучали и которую передавали посылками родственники из России), пошипеть на детей, в которых чувствовалось арабское воспитание. Арабы не понимали, как это – есть сырую рыбу, и смотрели на мою мать как на сумасшедшую.

Никто из знакомых мне россиян не прижился и не пустил корни на чужой для нас земле. Ведь мы лезем со своим уставом в чужой монастырь, требуем, чтобы нас поняли и приняли, не считаясь с вековыми традициями чуждой нам культуры. И давайте откровенно: русские женщины выходят замуж за восточных мужчин, чтобы сбежать от работы и жизненных невзгод, в попытках спрятаться от труда и ответственности, от необходимости самим заботиться о себе. В поисках беспечной жизни они находят лишь пренебрежение и сопротивление восточного народа. Они попадают в зависимость, рожая детей, ведь дети по арабским законам остаются с отцом при разводе.

Давайте откровенно: русские женщины, идущие замуж за восточных мужчин, бегут от работы, жизненных невзгод, труда и ответственности.

На данный момент из многочисленных русских знакомых в Сирии не проживает никто. Дети, которых вывезли во взрослом возрасте оттуда – растения, вырванные с корнем и брошенные умирать на солнце. С ними происходит одно из двух: они либо воспринимают в штыки навалившуюся на них свободу нравов славянского народа, либо с головой окунаются во все удовольствия, уже не владея собой; как шальные, пьют запретные напитки и курят нелегальные травы, живут половой жизнью, как дембеля. Они не справляются с собой. Именно это произошло с моими знакомыми детства.

Но русские борются за своих детей до последнего. Дети, которых оставляют в Сирии с отцами, становятся нянями и слугами у новых жен своих отцов, у арабок. А те в большинстве своем хитры, лицемерны и обладают чуть ли не всеми порокам и грешками, которые сами же прилюдно порицают. С самого ранних лет мне было с ними тяжко.

С мужчинами-арабами мне было проще. Но особенно я любила друга моего дяди из Венесуэлы. Мне казалось, что он необычный человек. Как-то весь вечер расспрашивала его, черная ли его кровь? Он рассмеялся и сказал, что синяя. И я всегда мечтала увидеть ее. Дети из его семьи учились в моей школе, 2 красивые девушки-мулатки. Они очень вкусно пахли, и у них были красивые вещи. Они мне нравились, потому что тоже не были похожи на арабок.

Сирия, прощай!

Когда мы покидали Сирию, я еще не знала, что не вернусь. Для меня это была поездка на лето, я готовилась к 4-му классу, прощалась со своими друзьями на короткое время. С тоской вспоминаю то утро, когда мы выехали из Тартуса. Я ждала маму в своем родном дворе, из окна выглянула соседка, с которой я перекинулась парочкой слов, туфли безжалостно натирали мне ноги, и все мои мысли были заняты болью, которую я испытывала. Кто же знал, что через несколько недель физическая боль превратится в душевную.

Отец сопровождал нас. Даже в дни перед разлукой он не был добрее, чем обычно. Вылетали из Алеппо, который мне очень понравился своей цветовой гаммой и суетной атмосферой. Это типичный арабский городок, старый и коричневый. Наш рейс отменили, авиакомпания поселила нас в гостиницу в центре. Знаете, что поразило меня больше всего? Красивая девушка, которая летела с нами, а посему так же вынуждена была ночевать в гостинице в соседнем номере. Я от нее не отходила. Уродство и неопрятность арабок ни капли не преувеличены, длинные цветные ногти этой девушки и крутая прическа завладели мной полностью. Она пользовалась духами, модно одевалась, была веселой и доброй ко мне. Мы болтали о чем то в ее номере до самого отъезда. Наполовину русский мальчишка моего возраста таскался за мной хвостом. В Украину я прилетела с арабским комиксом, в котором он написал “я тебя люблю” (ана бхебек). Это все, что осталось у меня от 5 лет жизни в этой стране.


Понравился этот материал? У нас на «Пассажире» есть еще много интересного! Лучшие статьи за 2018-ый год можешь посмотреть здесь, а чтобы следить за новыми публикациями, подпшись на сообщества журнала «В контакте» и Facebook, листай нашу страничку в Instagram или смотри канал в Telegram.

Поделиться:
  • solevlad

    и это ещё в более-менее светской, мусульманской стране. Чёж в дремучих то деется…

    • Василий Кондрашов

      вполне возможно, что весной или летом на “Пассажире” будет рассказ об Ираке от местных жителей. вот тогда и узнаем)

Комментарии для сайта Cackle
Другие тексты автора Лиля Москвина

Пять лет в мирной Сирии: вкусы и запахи арабского детства. Часть 1.

О том, как Сирия из мирной страны превратилась в горячую точку, мы...
Подробнее...